Усадьба «Розель» - Елена Тюрина Страница 38

Мила никогда бы не подумала, что Виктор так безоговорочно верит супруге. Что ж, это их дела. В итоге она осталась виноватой, и ничего никому не докажешь.

— Кстати, я хотел извиниться. За те слова, — не поворачивая головы и глядя на дорогу, проговорил мужчина.

Чудак. Только что опять оскорбил, назвав лгуньей, и тут же извиняется за прошлую обиду.

— Олега это все равно не вернет, — безучастно пожала плечами девушка. — Я сама виновата. Как и в прошлый раз.

После той боли, которую она испытала в первый момент, осознав, что теряет Лалина, чувства как будто притупились. Видимо, это защитное свойство психики. В какой-то момент Мила поняла, что ей все равно, что будет дальше.

— Вы раньше встречались? — он бросил на нее короткий взгляд и вновь стал следить за дорогой.

— Мы были женаты. То, что я сказала в больнице, все-таки правда.

— Я так и думал. А почему расстались?

— Я не смогла ужиться с его матерью. Не смогла покорно терпеть упреки и незаслуженные обвинения.

Помолчав, Мила продолжила:

— Олег меня не любит. В больнице я поддалась эмоциям, а он подыграл. Вот и все. — она говорила словно самой себе. Будто пыталась убедить себя в этом.

— Если, конечно, тебе интересно мое мнение, — с сомнением заметил Виктор. — Со стороны… Мила не дала ему договорить, перебив:

— Со стороны не виднее! Никто не может понять, что происходит между двумя людьми лучше, чем они сами!

Теперь Юрьянс-младший пожал плечами.

— Может это и к лучшему, — спокойно сказала девушка. — Его мать не позволит нам быть вместе, а он никогда не пойдет против воли родителей. И я его не осуждаю. Самой мне не повезло с семьей, и я рада за тех, у кого есть родители.

Виктор снова предпочел не высказывать свое мнение на этот счет.

— Понятно, — только и бросил он.

О чем еще говорить? Оба не могли найти слова.

— Все узнают, что мы уехали вместе… — заметил вдруг Юрьянс-младший.

— Если ты об Олеге, то ему все равно, — делано безразличным тоном промолвила Мила.

Лалину оказалось не все равно, поскольку через пятнадцать минут он позвонил. Нажимая «ответить», журналистка ощутила, как предательски дрогнуло сердце. Но разговор получился каким-то куцым — иное слово не подобрать.

— Ты брала у меня наушники. Они мне нужны.

— У меня в комнате на столе лежат, возьми.

Виктор хмыкнул, но ничего не сказал. Видимо, сумел сдержать очередной ироничный выпад, видя, как печальна его спутница.

В больнице Мила расположилась на скамейке в холле. Ждала Виктора и читала какую-то медицинскую рекламную брошюрку. Конечно, в палату к Марии она входить не собиралась. Та ее откровенно недолюбливала и это мягко сказано.

Виктор пробыл у сестры около двадцати минут. В накинутом на плечи поверх черной рубашки халате он был как-то по-особенному элегантен и очень похож на врача. Когда мужчина вышел, Мила обратила внимание на его недовольную гримасу, но ничего не стала выяснять. Похоже, она и так слишком часто влезала не в свое дело.

— Пойду, поговорю с доктором. Сиди тут, — скомандовал Юрьянс-младший, когда журналистка собралась подняться. Она плюхнулась назад, молча проводив его взглядом. Нет, и все-таки он неисправимый невежа!

Мимо стремительно прошли две шумные дамы, громко говорившие на латышском, и когда их голоса затихли где-то на лестнице, Мила услышала доносившийся из палаты Маши плачь. Решив, что что-то случилось, девушка поспешила к сестре Юрьянса. Та лежала, уткнувшись лицом в тощую больничную подушку, и громко рыдала.

— Эй, что случилось? — Мила дотронулась до ее плеча.

Блондинка подняла взъерошенную голову и поглядела на нее возмущенно. Глаза ее были опухшие и красные, и, скорее всего, она плакала за сегодняшний день уже не впервые.

— Откуда ты здесь взялась? Отстань!

— Маша, если тебе плохо, скажи, я позову врача, — стараясь говорить спокойно, обратилась к ней Мила.

— Мне хорошо. Уходи.

Журналистка присела на стоявший у ее постели стул.

— Не уйду. А то опять потеряешь сознание, кто тебя знает…

— Где Виктор? — чуть успокоившись, та, наконец, села.

— Пошел к твоему лечащему врачу. Рассказывай, что случилось.

— Это не твое дело! — пробурчала девушка.

Однако, подумав, шмыгнула носом и все же заговорила.

— Просто мне страшно. Это меня Бог наказывает. Я такое сделала, что… Лучше тебе не знать. И вообще никому. Это страшно.

— Да что ты такого могла сделать? — Мила невольно улыбнулась.

Ее суеверные слова про Бога звучали так по-детски, что теперь журналистка видела перед собой не избалованную нахалку, а напуганную девочку, нуждающуюся в поддержке.

Ну попала девчонка в какую-нибудь историю. И ей кажется что все, жизнь окончена. Все в юности через это проходят.

— Не человека же ты убила. Иначе не сидела бы тут. А все остальное чепуха.

Голубые глаза Маши стали такими напуганными, что Мила невольно поежилась. Та попыталась заправить за ухо светлую прядь, но ничего не вышло.

— Вот именно что я убила человека, — вдруг отчеканила блондинка каждое слово. — Но об этом никто не знает. Ты никому не скажешь — я вижу. Ты нормальная.

Маша помолчала, наблюдая за реакцией журналистки, и, видя, как недоверчиво глядит на нее посетительница, продолжила:

— Это был бездомный. Какой-то парень, очень худой, жалкого вида. Мы устроили вечеринку, напились, увидели его с балкона, позвали, обещая дать еды. А сами стали над ним насмехаться, заставлять пить, хотя он пытался вырваться, просил отпустить его, говорил, что ему нельзя алкоголь. Мы вливали ему в горло виски и другие крепкие напитки, шутили, как ему повезло и что он такого нигде больше не попробует, заставляли нюхать кокс. Потом ему стало плохо и он упал. Но никто не обратил внимания. Только утром поняли, что он умер. Мы испугались, вытащили тело во двор, чтобы все думали, будто он там и лежал, вызвали скорую. Врачи что-то выясняли, куда-то звонили. Установили его личность и сказали, что у него была такая же болезнь, как у меня — порок сердца. И его сердце не выдержало огромной дозы алкоголя и наркотиков. Они думали, что это он сам так накачался.

Пораженная Мила молчала, пытаясь осмыслить услышанное и найти какие-то слова для ответа. «Это не ты его убила… Точнее, не лично ты… Вы же не знали, что он болен…», — в голову лезла лишь подобная чушь. Да уж, Машенька, ты и твои друзья чудовища.

А Маша глядела на нее во все глаза, глядела с надеждой. Словно грешница перед священником на исповеди, ожидающая отпущения грехов.

— А за что тебя Виктор ударил? — вместо утешения, спросила Мила.