Батумский связной - Наталья Александрова Страница 38

Бог ли решил в этот раз позаботиться о жизни Бориса, либо жегосподину Вэнсу изменила его всегдашняя сноровка, но он на секунду выпустил изпорезанной руки шелковый шнурок. Этой секунды Борису было достаточно, чтобыобернуться, вскочить на ноги и с размаху всадить широкий немецкий нож прямо Вэнсув живот. Закаленная сталь вошла в человеческую плоть, мягко преодолевая упругоесопротивление.

Борис подержал в руках нож, потом отпустил его и оттолкнулот себя тело Вэнса. Тот упал на пол уже мертвым. Борис посмотрел на его лицо,на остатки грима, из-под которого выглядывали рыжие волоски, и отвернулся кЛизе. Она смотрела на Бориса открытыми глазами, в которых не было жизни. Онаумерла.

Борис посидел немного возле девушки, потом прикрыл ей глаза,поцеловал в лоб и перекрестил. Он переложил ее на постель и закрыл покрывалом.Вряд ли англичане пригласят священника, но похоронят все же, не бросят так.

Затем Борис подошел к Вэнсу и посмотрел на свои руки. Вотэтими руками он только что всадил нож в живого человека. Борис вспомнил этоощущение, когда нож мягко входил в тело. Он, Борис, стал убийцей…

И ничего, у него не случилось обморока, его даже не тошнит,как тогда в море, когда он пристрелил анархиста. Мало того, если быпонадобилось, он зарезал бы Вэнса еще раз, без колебаний.

М-да, очевидно, после смерти Лизы он стал другим человеком.Но сейчас некогда заниматься самокопанием. Плохо одно: Вэнс убит, а это былаединственная связь с турками. И теперь Борис так и не узнает, кто же предатель,как имя турецкого агента, что служит в деникинской контрразведке. Хорошо былобы Вэнса допросить, но он не дал Борису времени.

Борис расстегнул сюртук на мертвом теле и вытащил из карманабумажник. Так, английский паспорт на имя Морли, это он взял здесь, а вот ибумаги самого Вэнса. Удостоверение итальянского коммерсанта, тут что-топо-грузински. Среди множества визитных карточек и разных бумажек Борис нашелпочтовую открытку. Написана она была по-русски, и это привлекло его внимание.Борис поднес открытку ближе к свету. Характерным, необычным почерком, с сильнымнаклоном влево на открытке было написано:

«Графиня прибыла третьего, наутро скончалась от инфлюэнцы.Завещание утеряно.

Кузен».

Внимательно рассмотрев открытку, Ордынцев нашел на нейпочтовый штемпель Феодосии с датой четвертого августа. Очень интересно, открыткаиз Феодосии, отправлена четвертого числа. Именно тогда Бориса и взяли вконтрразведку по подозрению в убийстве Махарадзе. Не следует ли читать открыткутак:

«Махарадзе прибыл третьего, наутро убит. Список турецкихагентов, что был при нем, пропал. Кузен».

То есть не Кузен, а имя человека, который служит вденикинской контрразведке и работает на Вэнса, то есть на турок. Очевидно,между Феодосией и Батумом у турок есть постоянная связь, но данный случай былнеординарный, и агент воспользовался почтой, понадеялся на шифр. Идействительно, если бы Борис не нашел эту открытку именно у Вэнса и не зналвсей подоплеки, никому бы и в голову не пришли никакие подозрения. Подумаешь,старуха графиня скончалась! Эка невидаль! Сейчас в Крыму умирает столько старыхграфинь – хоть каждый день «Пиковую даму» ставить!

Как бы там ни было, эта открытка – единственное, что есть уБориса, что можно предъявить Горецкому в Феодосии. Да, после смерти Лизы иВэнса ему больше нечего делать в Батуме. Он вспомнил своего случайногособеседника в кофейне, который клянчил на косушку, и поморщился. Как бы некончить тем же! Нет уж, он поедет в Крым. И разберется с Горецким, поможет емунайти предателя и этим снимет с себя подозрение в убийстве Махарадзе. А тамзаймется поисками Вари.

Он открыл шкаф и обнаружил там военную форму, надо полагать,она принадлежала мистеру Морли. Френч был узковат в плечах, и рукава коротки,но в темноте авось никто не заметит. Зато бриджи пришлись впору – в бедрахБорис был узок, а поскольку бриджам положена была длина по колено, то и невидно было, что коротки. Борис надел еще чистые гетры, а ботинки и так у негобыли английские, форменные. Это оказалось очень удачно. Потому что обувьмистера Морли не подошла бы ему никак – несчастный задушенный переводчик имелмаленькие, почти женские, ноги.

Борис сунул в карман френча бумажник Вэнса, свой «наган», анож прикрепил к поясу. Жалко было оставлять такое отличное оружие, оно можетему пригодиться. Усмехнувшись, прихватил он и шелковый шнурок – на память.Бросив последний взгляд на тело Лизы, накрытое покрывалом, он осторожноприоткрыл дверь.

В коридоре по-прежнему никого не было, но голоса звучалиблизко. Вот пробежали несколько солдат, гремя ботинками. Борис дождался, когдаони скрылись за углом, поглубже надвинул на лоб фуражку, которая тоже быламаловата, и устремился следом. Поскольку от всеобщего переполоха все в миссиипередвигались только бегом, вид бегущего офицера никого не удивил. На улицебыло совсем темно, Борис быстро миновал освещенные участки и скрылся задеревьями парка.

Вот показался каменный забор, белеющий в темноте. Забор былвысокий, метра два высотой. Борис перешел на шаг и осторожно продвигался вдользабора. Никакой колючей проволоки он наверху не заметил – англичане понадеялисьна высоту забора, да и вообще были достаточно легкомысленны. Наконец Бориснашел то, что искал, – рядом с забором росло дерево, судя по шуршаниюжестких листьев – магнолия. Она давно отцвела, сбросила белые цветы размером старелку и теперь отдыхала, дожидаясь следующего лета. Если бы такое большоедерево росло снаружи, англичане приняли бы меры, но поскольку магнолия рославнутри, никого не беспокоила ее близость к ограде.

Борис без труда взобрался на дерево, перебрался с него назабор и огляделся. Был виден вход, при нем – куча солдат, подъехалимотоциклисты. Очевидно, все были заняты отъездом грузинских представителей.Сочтя момент удобным, Борис повис на руках и спрыгнул на мостовую. Никто его неокликнул, и он пошел в сторону порта, выбирая улицы потемнее.

Долго блуждал он по городу. Прошло возбуждение от боя, итеперь Борисом овладела огромная усталость. К тому же смерть Лизы была на егосовести. Разумеется, она сама хотела ему помогать, да и неоднократно давалапонять Борису, что жизнью своей не дорожит нисколько, но все же точил душуБориса настойчивый червячок: «Не уберег, не уберег…»

Боясь встречи с английскими солдатами, Борис пробирался кпорту окольными путями, и к тому времени как он дошел до кварталов лавок искладов у самого моря, они все уже были пусты и никого не было на улицах, чтобыспросить дорогу. В некоторых оконцах, прикрытых ставнями, мерцал слабый свет –в Батуме народу много, а жилья мало, так что многие лавочники и живут в своихлавках, но никак нельзя было ломиться в лавку в английской военной форме –никто не откроет, да и под подозрение попадешь.

Борис устал до изнеможения, ноги гудели от ходьбы. Кружамежду лавками, он потерял уже ориентацию, слышал только, как внизу шумит море.Он не заметил, как свернул в сторону и оказался вовсе уж в необитаемомпространстве. Его окружали длинные дощатые сараи без окон. Вокруг не было нидуши. Наконец он выбрал закуток между строением непонятного вида и сваленными вкучу досками, лег прямо на землю, подложив под голову чурбачок, прикрыл лицофуражкой и провалился в глубокий и тяжелый сон.