Будильник в шляпной картонке. Колокол смерти - Энтони Гилберт Страница 37

– Да. С вечера слуги не было, уезжал навестить брата, тот в больнице лежит. Пришел утром прибраться, открыл дверь в библиотеку и перепугался до смерти. И чему удивляться! Мне как-то раз случилось видеть человека, который пустил себе пулю в лоб. Зрелище, скажу я тебе, не из приятных, уж поверь моему слову.

«Интересно, убедительно ли я выгляжу», – забеспокоился я.

На тот факт, что Павис держался как ни в чем не бывало, полагаться особо не стоило. Он всегда был слишком занят собой, чтобы замечать собеседника.

– Когда дознание? – спросил я.

– Вроде бы завтра утром. У Хайда сегодня соревнования в гольф, и он, похоже, не видит повода его переносить. Райту все равно уже не поможешь.

Ну, я бы предпочел, чтобы коронер вынес свой приговор сегодня. Мне не терпелось узнать, вызвал ли подозрения сгоревший дневник. Павис про это молчал, а спросить его напрямую я не мог.

Озабоченный, я вернулся домой. С моей точки зрения, смерть Райта не могла произойти в более удачное время. Трудно было сказать, конечно, рассказал ли он кому-то еще о таинственном госте Виолы Росс, но следовало подготовиться к любому повороту событий. Если в полиции возникнут подозрения на мой счет, в дело пойдет все. И раз уж Павису известно, что Райт ко мне приходил, то вполне возможно, что и другие об этом знают. Могут поинтересоваться, что ему от меня понадобилось. И раз, насколько мне помнится, я никогда прежде с Райтом не разговаривал, понятно, что то был не рядовой дружеский визит. Только что перед этим Райт вернулся после продолжительного отсутствия, и чуть ли не первое, что он делает, – наносит визит человеку, с которым незнаком! Понятное дело, многие зададутся вопросом на этот счет. Мне вспомнился еще один совет Крука.

Лучше сразу признать, что приходил он по делу миссис Росс, хотя суть разговора следует подать несколько в ином свете. Выложить все напрямик – значит себя погубить, но если я скажу, что в день преступления он лежал без сна и слышал, как ранним вечером кто-то направляется к соседскому дому, то пробужу подозрения ровно в той степени, чтобы оправдать миссис Росс.

До того я был поглощен в свои думы, что не сразу ответил на телефонный звонок. Звонил сержант Фишер.

– Могу я в ближайшее время к вам заглянуть, сэр? Мне нужно снять с вас показания в связи с мистером Райтом. Вы, конечно, слышали, что он умер.

– Я только что виделся с мистером Пависом, – ответствовал я.

– Ну да, ну да, сэр. В общем, нам известно, что мистер Райт заходил к вам за день до того.

– Только не для того, чтобы сообщить мне, что намерен покончить с жизнью. Из слов мистера Пависа следует, что это самоубийство. Я его правильно понял?

– Ну, это теперь только коронер решит, самоубийство там или нет, сэр. Но нам надо, знаете, подготовиться всесторонне.

Итак, мы договорились, что он придет. Я собрался с духом, чтобы соблюдать хладнокровие, и уселся за письменный стол работать.

– Простите, что помешал, сэр, но мы должны собрать все свидетельства порядка ради. Итак, расскажите, с чем он к вам приходил…

– Я сам был удивлен до чрезвычайности, потому что мы даже не были с ним толком знакомы! Я подумал, что у него срочное ко мне дело.

– И что же? Вы оказались правы?

– Да, более чем. Информация была важности первостатейной. Полагаю, в полицию с этим он к вам прийти не успел.

– Нет, не успел, сэр.

– Но, видимо, что-то написал? Оставил какое-то заявление? Нет? Не может быть! – разволновался я. – Черт побери, сержант, ну не мог он быть таким свинтусом, чтобы уйти, не оставив ни слова!

– Никаких заявлений у нас от него нет.

– Будь я проклят, – вскочив с места, произнес я.

– Да в чем же все-таки дело?

Я присел на край письменного стола.

– Я скажу вам, в чем дело. Вы помните, что я был в составе присяжных, когда судили миссис Росс?

– Конечно, сэр.

– И, конечно, помните, что меня не удовлетворили доказательства в пользу ее виновности. Я хотел знать наверняка. Это, знаете ли, довольно ответственное дело: послать женщину на виселицу. Райт был в отъезде, когда стало известно, что мистер Росс умер. Когда он вернулся и услышал всякие толки на этот счет (ну, не так ведь часто в наших краях убийства случаются, чтобы относиться к этому безучастно!), то пришел ко мне сообщить, что у него имеется некоторая информация. Дело было так. В ту ночь он не мог заснуть, волновался перед операцией, для которой назавтра должен был отправляться в больницу, и примерно в десять тридцать услышал, как звякнула щеколда калитки. Приподнявшись в постели, он отодвинул занавеску и выглянул в окно. По тропинке к дому шел мужчина. Кто это, Райт не понял, было слишком темно. Человек постучал в дверь Россов, но ему не открыли, внутрь он не вошел, через минуту-другую вернулся к калитке и, выходя, хлопнул ею. Райт сказал, так сильно хлопнул, словно хотел выместить на ней злость.

Фишер озадачился:

– Ну и что, сэр?

– Разве вам не кажется, что это важно?

– Ну раз он в дом не вошел…

– Он не вошел в парадную дверь. А еще есть боковая дверь и садовая. И если вы в такой час приходите к человеку, повод для визита наверняка серьезный.

– Понятно, сэр… – Фишер потер подбородок. – Значит, вы говорите, он его не узнал?

– Лица не увидел. И если бы увидел, тоже ведь мог не узнать. Но он сказал мне, что намерен пойти с этим в полицию.

– Нет, так и не собрался, видать.

– Почему он застрелился?

– Он оставил письмо.

– Видимо, так поглощен был своими проблемами, что не мог думать ни о чем больше. Но если он написал вам и отправил письмо по почте…

– Оно бы уже пришло. Я так думаю, он просто выбросил это дело из головы.

– И поскольку он мертв, это свидетельство не считается?

– Боюсь, что так, сэр.

Я подошел к окну.

– А ведь могло бы помочь…

– Сожалею, сэр. А про себя он что-нибудь говорил?

– Говорил, что перенес операцию, только что возвратился из-за границы и собирается посетить врача.

– Ага, он вам это сказал?

– Да. И выглядел вполне жизнерадостно. Не похоже, чтобы помышлял о самоубийстве.

Фишер с непроницаемым лицом поднялся с места и извинился за беспокойство, добавив, что хорошо бы мне присутствовать на дознании: вдруг что.

Он ушел, а я принялся обмозговывать положение. Итак, если свидетельство Райта значения не имеет, то я остаюсь там же, где был. Впрочем, можно ведь сделать эту историю достоянием гласности… Но тут я вспомнил, что уже разболтал Генри Россу все как есть, и в который раз пришел к выводу, что Крук, безусловно, прав, когда утверждает, что лучше не лгать, но уж если лжешь, то потребно иметь ум недюжинный и память, как у ангела, который протоколирует наши грехи.