Страсти по Веласкесу - Валентина Демьянова Страница 37

— Ну… хорошо, — неуверенно сказала она. — Спрашивайте, только имейте в виду, я действительно не знаю ничего интересного.

— Расскажите, что знаете. Вот, например, ваш патрон, господин Фризен…

— Он был необыкновенным! Умным, добрым, талантливым!

— И богатым.

Замечание Нине не понравилось, и она сердито огрызнулась:

— Богатым! Ну и что? Свое богатство он заработал сам, причем честным путем. Начинал с малого, с небольшой фирмы, в которой работал он и еще трое молодых ребят.

— Торговали?

— Компьютеры ремонтировали, небольшие программы писали. Это сейчас у нас огромный штат, и сотрудничаем мы только с крупными компаниями и серьезными банками. А тогда, в начале перестройки, все сидели в подвале и считали каждую копейку.

— Как же ему удалось так развернуться? Повезло?

— Он работал! Работал как проклятый. С утра и до ночи. Без праздников и выходных.

— Такой блестящей карьере можно только позавидовать. У него были завистники?

— Вы удивитесь, но ему не завидовали. Он был необыкновенно светлый человек… Его любили.

— За что?

— Он был добрый и щедрый. На сотрудниках никогда не экономил. Зарплаты у нас всегда были нормальные, а уж когда он развернулся… тут уж мы зажили просто по-царски. Премии к праздникам, бесплатное питание, оплата занятий спортом, раз в год путевка в санаторий, дотации. Вот дом для сотрудников начал строить… — Нина вздохнула. — Теперь, наверное, все свернут.

— Почему?

— Елена другая… Прагматичная очень, прижимистая, над каждой копейкой трясется. Оклады всем уже урезала. Нет, она такую политику вести не будет.

— Они вместе начинали?

— Что вы! Вместе с ним начинала я! А она пришла к нам потом. В договорной отдел, рядовым сотрудником.

— И стала вице-президентом? Головокружительная карьера!

Замечание Нине не понравилось, но она промолчала. Только поджала губы.

— Ну, ничего необычного в этом нет. Она женщина красивая, против такой трудно устоять, — как ни в чем не бывало продолжала рассуждать я, и это сработало.

Нина не выдержала и презрительно фыркнула:

— При чем здесь красота? Никакой особой красоты там нет! Просто она подать себя умеет. Мол, такая энергичная, такая толковая, что и замены ей не найти.

— Мне кажется, вы ее недолюбливаете, — осторожно заметила я.

Нина дернула плечом:

— Не люблю. У нас ее никто не любит. Только это значения не имеет. Важно то, что он ее любил. Очень. Хотя не знаю, что особенного он в ней нашел.

— Никто не любит? Почему?

— А как ее можно любить? — скривилась Нина. — Она же вещь в себе. Ей никто не нужен. Вежливая, со всеми ровная, но от нее холодом веет. Ледышка.

— Но Елена вышла за Фризена замуж… значит, любила… или по расчету?

— Кто знает…

— Он оставил ради нее семью?

— Нет, с женой он расстался задолго до встречи с Еленой. Здесь-то она не виновата.

— В этом не виновата… А в чем виновата?

— Ни в чем! Это я так… обмолвилась.

— А может, она виновата в его смерти? Ей же выгодна его смерть, правда?

От этого моего предположения Нина опешила. Не меньше минуты она смотрела на меня, потом удивленно переспросила:

— Намекаете, это она его убила?!

Я пожала плечами:

— Всякое случается.

Нина усмехнулась и с нескрываемым сожалением произнесла:

— Это не Елена. Она весь тот день была на людях.

— Нина, расскажите, как прошел день, когда случилось убийство.

— Ничего необычного. Елена прибыла в офис в десять. Она всегда в это время приезжает.

— Вы уже были на месте?

— Мой рабочий день начинается на час раньше. К ее появлению я подготовила бумаги для совещания и разложила на столе в конференц-зале.

— Что за совещание?

— Плановое. С руководителями подразделений.

— Долго длилось?

— Больше двух часов.

— Потом?

— Встреча с представителями рекламного агентства. Елена была недовольна компанией, с которой мы традиционно работали, и решила сменить ее на другую. В тот день она ездила к ним на переговоры.

— Выходит, какое-то время ее не было в офисе?

— С тринадцати до шестнадцати.

— А потом?

— Она вернулась и сидела в кабинете до конца рабочего дня.

— Во сколько ушла?

— В шесть.

— Так рано?

— Елена всегда так уходит, если собирается ехать за город к мужу.

— Она никуда не отлучалась? Точно с четырех до шести вечера находилась в кабинете?

— Точно. К ней же сотрудники без конца заходили. И потом, милиция сказала, что Андрея Егоровича как раз и убили между шестнадцатью и восемнадцатью часами.

— Значит, не она?

— Нет, — вздохнула Нина.

Классная версия о том, что красавица-жена убила опостылевшего мужа-инвалида, с треском провалилась, но я особо не огорчалась. У меня в запасе была еще одна, не менее интересная. Ради нее, собственно, я и затеяла весь этот разговор. Жаль только, уверенности, что Нина отнесется к ней с пониманием, у меня не было.

— Фризен был убит в собственном доме, куда постороннему проникнуть не просто… поэтому ходят слухи, что сделать это мог только кто-то из близких… например, его дочь, — заметила я.

Как только до Нины дошел смысл сказанного, она коршуном накинулась на меня:

— Кто?! Лизка?! Лизка убила Андрея Егоровича?! Что за чушь? Да она обожала отца!

— И тем не менее после убийства девушка исчезла, — с тихим упрямством сказала я.

— Она вечно исчезает! Тоже мне довод! Да ей никогда на месте не сиделось. Она же шалая! И всегда такая была! С детства по подружкам кочует.

— Может, обычно так и бывало, но теперь-то ее ищет милиция и найти почему-то не может.

— Объявится! Надоест жить в чужой квартире — и объявится.

— Она что, не в курсе, что у нее отец погиб? Газет не читает?

— Может, и не в курсе. Лизка газету отродясь в руки не брала.

Нина так разгорячилась, что совсем забылась и выпалила:

— Да Лизка никуда не исчезала, я точно знаю. Тут она, в Москве.

Я подалась вперед и вкрадчиво спросила:

— Вы с ней встречались?

Нина уже сообразила, что сболтнула лишнее, но отступать было некуда, и она нехотя призналась: