Хрупкая женщина - Дороти Кэннелл Страница 37

– А мистер Грантэм? – я с благодарностью приняла из рук старушки чашку с ароматным чаем.

– Отвратительный человек! – Роуз даже и не подумала извиниться за резкость. – Самодовольный тип, надутый, прямо как попугай, вечно стремился соседям пыль в глаза пустить. Тогда многие в нашей округе гостей у себя принимали – кто раз в неделю, кто два. А мистер Грантэм настоял, чтобы его жена каждый божий день приёмы устраивала. Ей-Богу, бедняжке просто невмоготу было разряжаться да целыми часами торчать в гостиной, развлекая всяких вдов и молоденьких девиц. Ей больше по душе было возиться у печи, или в саду работать, или с мистером Мерлином запускать бумажного змея.

– Они ссорились?

– Господин и госпожа? Да постоянно! – Роуз поправила салфетку на подлокотнике кресла. – И всё по вине мистера Грантэма. Как-то раз в дом прибыла одна важная дама, в дороге её застигла непогода. Вы бы слышали, как хозяин разозлился, что госпожа провела её светлость на кухню, а не в гостиную. Дамы болтали о рецептах, снадобьях и всяком таком. «Ты вела себя вульгарно!» – обвинил он потом жену. Но её светлость ничуть не обиделась и даже прислала письмо с благодарностью и подарок – пасхальное яйцо, наверное, для Мерлина. А было это всё аккурат тогда, когда мистер Грантэм надумал заказать портрет жены. Не потому, что он больно уж сильно её любил, а просто так полагалось, вроде бы, знатным господам. Но на настоящего-то художника ему по скупости не хотелось раскошеливаться, он и нанял одного малого из нашей деревни по имени Майлз Биддл. Хороший был парень, вот только картинки у него выходили ужасные, люди на них страшны как смертный грех.

– Так вот кто написал портрет! А мы-то всё гадали, что это за художник. Картину мы нашли, но она не закончена, – я обернулась к Доркас за поддержкой, но та суетливо орудовала ложкой, помешивая чай.

– Скандал из-за этой картины поднялся жуткий. Госпожа не была красавицей. Видит Бог, разве в том её вина?! Но мистер Грантэм пожелал, чтобы её изобразили важной дамой в высоком белом парике с мушкой на щеках. Вылитая Мария Антуанетта перед тем, как бедняжке отрубили голову! Он заявил госпоже, что она скорее на служанку смахивает, чем на хозяйку большого поместья. Мне об этом Джоан, горничная, рассказала – услышала, когда вытирала пыль с замочной скважины в гостиной. А потом хозяин взялся за Майлза Биддла, принялся кричать, дескать, малый забыл своё место.

– Вот как! – протянула я.

Наверное, снобизм у тётушки Сибил в крови, так сказать, генетическое отклонение.

– Чушь всё это! Майлз больно застенчивый был, где уж такому недотёпе выйти за рамки приличий. Стоило госпоже заговорить с ним, он каждый раз краснел как мальчишка. Джоан любила его поддразнивать, лет-то им поровну было, годков эдак по двадцать, она всё смеялась и называла его парнем что надо, а Майлз пускался в бегство. Но с миссис Грантэм он чувствовал себя посвободнее. Слишком уж свободно, как заявил мистер Грантэм, когда обнаружил, что парень входит в дом не с чёрного хода.

– А почему он должен был входить с чёрного хода?! – вспыхнула Доркас. – Может, художник был из него и никудышний, но он ведь не бродил от дома к дому, торгуя всяким хламом.

– Не беспокойтесь, дорогая. Хозяйка заступилась за него. Сказала, что парень, мол, оказывает им любезность, коли согласился писать её портрет. Вот такая вот карусель вышла, а госпожа терпеть не могла скандалов – за своего маленького Мерлина опасалась. Она всегда перво-наперво думала о сыне. Приглашала его кузину Сильвию или Сибил, уж и забыла, как её звали, на летние каникулы, чтобы, значит, составить мальчонке компанию. Гадкая, скажу вам, была девчонка. А уж её комната! Боже, какой кавардак она там устраивала! И стоило госпоже пожурить её, та начала хныкать, что всё это свинство устроила собачонка. Подумать только! Но вот мистер Грантэм любил мисс Сибил. Хоть и противно говорить об этом, да я не раз замечала, что мужчины, из тех, у кого мозоли на коленях от частых молитв, питают слабость к маленьким девочкам.

Роуз вновь наполнила заварной чайник, и я спросила её, почему портрет так и остался незаконченным. Этого, к моему разочарованию, она не знала. Вскоре после того, как художник приступил к работе над портретом, у Роуз обнаружился туберкулёз, и в итоге она целый год провела в санатории. Когда же вернулась домой, ей сказали, что миссис Грантэм умерла. Долгие годы Роуз изводила себя подозрениями, что это она заразила свою госпожу, тем более что мать запретила ей задавать вопросы на эту тему. И только выйдя замуж, она узнала, что туберкулёз здесь ни при чём. О смерти Абигайль молчали все, даже доктор. А это могло означать только одно – самоубийство.

– Не могу сказать, что осуждаю бедняжку, – грустно сказала Роуз, – вряд ли что могло страшить её на том свете, вряд ли. После того ада, какой муж устроил ей здесь, на земле…

Мы покинули нашу новую приятельницу, дав обещание наведаться в самом скором времени. Когда мы вышли на улицу, небо уже порозовело, а горизонт сиял пурпурным великолепием. Я всегда питала слабость к закатам. Глядя на буйство красок, я вдруг поняла, что не на шутку привязалась и к Мерлин-корту, и к изрезанному скалами побережью, и к этой живописной деревушке.

Когда мы вернулись домой, Бен колдовал на кухне. Нас ждал сюрприз – Бен сообщил, что звонил мой ненаглядный кузен Фредди. Вроде бы просто поболтать, но на самом деле выведать, как продвигаются дела с поиском сокровищ.

– Я ему ничего не сказал! – гордо объявил Бен. – Да и говорить-то нечего. Даже если Фредди догадается, где следует искать клад, вряд ли он станет рыть под домом туннель. Думаю, самое разумное – это хранить спокойствие.

– Он сказал, откуда звонит? – раздражённо спросила я.

Свёртки с маслом, сыром и колбасками, которые я пыталась впихнуть в новый холодильник, едва не выскользнули из моих истощённых голодом рук. Я испытала огромное облегчение, когда Бен сказал, что Фредди звонил из дома. Слава Всевышнему, визит кузена нам сегодня не грозит.

– У него была ещё одна причина для звонка – попросить денег, – Бен отобрал у меня источающие аромат колбаски. – По-моему, Фредди считает нашим моральным долгом обеспечивать ему безбедное существование. Я пообещал ему двадцать фунтов, но это в первый и в последний раз.

– До чего же короткая память у этого нувориша! Вспомните, сэр Галахад, как вы перебивались с хлеба на квас и сдавали свою улыбку внаём. Фредди неплохой парень. То, что все хиппи для вас, сэр, на одно лицо, вовсе не означает, что у моего кузена нет обычных человеческих проблем.

– Что-то ты сегодня на редкость великодушна, – Бен проследовал мимо меня к столу с кипящим чайником в руках, едва не ошпарив мне плечо. – Но давай с самого начала проясним один вопрос. Я не собираюсь обеспечивать твоих родственников всю оставшуюся жизнь. Разве моя матушка названивает и старается разжалобить тебя?

– Подожди-ка минутку! – я хлопнула дверцей холодильника с такой силой, что агрегат надрывно взревел. – При чём тут твоя благословенная мамаша? Она, что ли, оставила нам состояние? Нет! Напротив, она выставила своего сыночка за порог, чтобы он стал жертвой первого богатого человека, попавшегося ему на пути.