Паруса «Надежды». Морской дневник сухопутного человека - Александр Рыбин Страница 37

Теперь, когда Илья один как неприкаянный ходил по узким улочкам греческого городка, ему всё время казалось, что за ним кто-то следит.

После бесцельных блужданий по крохотным сувенирным лавочкам, где он так ничего и не приобрел, он увидел в небольшом сквере несколько столиков под зонтиками. За одним из них сидела парочка влюбленных, которые томно смотрели друг на дружку. За вторым восседал старый вислоносый грек с седой бородкой, тяжело дышавший и что-то быстро-быстро тараторивший в сотовый телефон. Чуть поодаль, под древней, артрозной средиземноморской сосной, за столиком рас положилась небольшая компания с парусника. Один из них был Владимир Шнаурин, боцман бизань-мачты, крепко сбитый, плотный дядька лет сорока, с серьгой в ухе, больше напоминавший постаревшего боксера: вид у него всегда был такой, что казалось, он сейчас ринется в бой. Сейчас он улыбался, слушая соседа. Тот сидел спиной, и Илья его сначала не признал, но, когда он обернулся, это оказался Рома, боцман грот-мачты. С ними еще была буфетчица Светлана, которая на судне обслуживала экипаж. Про нее на паруснике ходили не очень при личные слухи, но Илье она представлялась серьезной и нелегко доступ ной женщиной; таких на флоте называли «ложкомойками». Увидев Илью, Рома замахал рукой: мол, давай подваливай к нашему столику. Илья подсел к ним. Вся компания потягивала местное пиво, и было видно, что все уже изрядно навеселе. Подбежавшая официантка приняла у Ильи заказ. Тот, отказавшись от пива, попросил чашечку кофе.

Боцман Шнаурин мрачно прокомментировал:

— Корреспондент, ты и на корабле ходишь особняком, и здесь выпендриваешься. На, выпей пива, я угощаю.

— Не трогай его, Вова: может, он больной… — хихикнула буфетчица.

Тут за Илью вступился Роман:

— Хватит базарить, ребята! Илюша мой друг. Он нормальный крендель!

— А чего не пьешь? — не унимался Шнаурин.

— Да что-то не тянет, — ответил совсем уж скучным голосом Илья и закурил сигарету. «Зачем я сел к этим обормотам?» — подумал он с тоской, искоса наблюдая за компанией.

Почему-то этого «пространного» ответа боцману хватило, он потерял интерес к корреспонденту, пьяненько насупился и опять стал с вожделением, нет-нет да посматривать на Светлану. Та же явно кокетничала с Романом, иногда настороженно стреляя глазками в сторону Ильи, а то вдруг начинала беспричинно заливаться смехом.

— А вот скажи, Илья, что ты там пишешь? Может быть, и меня отобразишь в своих мемуарах, а? Я ведь симпатичная и еще молодая, мне только тридцать пять. — Тут она опять залилась веселым, но каким-то неестественным кудахтаньем.

Официантка наконец принесла дымящийся кофе. Илья чуть-чуть пригубил и поставил чашку на маленькую тарелочку. Кофе был атомный.

— Ты мне тогда о себе что-нибудь подробно расскажи…

— Наедине? — продолжала она жеманно подхихикивать.

— Какая ты настоящая…

— И ты напишешь? — вдруг стала серьезной Светлана.

— Непременно, — ухмыльнулся он, уже зная наверняка, что сейчас она начнет истерить. Так и произошло.

— А что ты хочешь узнать?.. А я знаю, что ты хочешь узнать… — глаза у нее вдруг зло сузились в ответ на его ухмылку, — с кем я тут… — она не договорила. — Это, корреспондент, не твое собачье дело! Ты приехал сюда, поковырялся в нашей кашке и растворился на просторах нашей родины. Что ты можешь знать о море, о людях на море?! Ничего!

— Ладно, Света, хватит! — Роман схватил ее за локоток. — Подсел человек кофейку попить, а вы набросились на него.

Пятница, Средиземное море. Почти рай…

Вчера подняв паруса, довольно резво, сначала, рванули в сторону Хорватии. Нас ждал древний, сказочный Задар! Цепочки огней неизвестных нам островов, тихая ночь, тихая ласковая волна…

За сутки пройдено 123 морские мили, глубина 577 метра. Идем с сумасшедшей скоростью, аж 4 узла.

На траверзе с левого борта столпилась кучка островков, в десяти милях от нас. Там тоже кто-то живет, наверное. На траверзе, в четырех с половиной милях от нас, с правого борта гигантская океанская посудина, вся в ярких огнях. До нас доносятся звуки танцевальной музыки и даже, как мне кажется, чей-то смех и обрывки фраз, на английском. У них свой праздник, у нас свой.

Записал, чтобы не забыть интересную байку, от электромеханика Юрия Ивановича, вот она, почти без купюр.

Лоцман.

Эта занятная история случилась в начале двухтысячных годов. Парусник спешил в Японию на открытие международной регаты. И вот показались небольшие живописные изумрудные горы острова Кюсю, задернутые сеткой мелкого дождя. В заливе Нагасаки на пологой маслянистой волне парусник встречал лоцманский катерок. Помогал войти в гавань города Нагасаки старый лоцман. Он был невысок, кривоног и строг взглядом. Общались на международном английском, но японские слова у него будто бы выдавливались английскими. Выходило это, вроде лоцман недовольно что-то бурчал. Широкое, плоское, его лицо было испещрено морщинами, смотрел он гордо и с прищуром, и было ему не менее восьмидесяти лет. Церемониально раскланиваясь, он, так же, как и английские слова, выдавливал из себя улыбку. Будь он одет в кимоно, то перед нами бы стоял настоящий самурай.

Лоцманов принято благодарить небольшими сувенирами. По своим каналам капитан парусника знал, что старый лоцман с удовольствием принимает в качестве подарка пару блоков папирос «Беломорканал». После швартовки в каюте капитана старик задержался надолго, все выспрашивал, откуда тот родом, есть ли дети. Показал фотокарточки и со своими внуками. Их оказалось семь. Когда капитан на прощание протянул лоцману сверток с папиросами, первый раз тот улыбнулся по-настоящему и опять церемониально поклонился. И тут же засобирался. Капитан его проводил до дверей каюты. Выйдя от капитана, старик нетвердой походкой пошел к трапу, чтобы спустится на пирс, но неожиданно притормозил у фигуры одинокого дневального, скучавшего у сходней. Курсант взял во фронт, провожая старого лоцмана, но старик резко развернулся к дневальному и на чистейшем русском языке, нахмурив брови спросил:

— Почему не работаешь?

Дневальный опешил. Оправившись от неожиданного вопроса, он пояснил лоцману, что он стоит у траппа не просто так, а несет вахтенную обязанность у сходней парусника.

Когда дневальный растолковывал это японцу, тот с благодушной улыбкой слушал, кивая благосклонно головой, а потом когда курсант умолк, опять нахмурился и недовольным тоном на чистейшем русском языке переспросил:

— Почему не работаешь?

Дневальный, дипломатично и, как ему казалось, доходчиво, объяснил, что работа его заключается в том, чтобы нести вахту у трапа парусника и на судно не проник ни кто из посторонних.

Лоцман опять благожелательно выслушал бедолагу. На лице его блуждала далекая от повседневности улыбка. Но лишь курсант, закончив объяснение умолк, как старик тут же рассвирепел, глаза его превратились в щелки и он недобро опять поинтересовался, почему тот не работает.