Белоснежка должна умереть - Неле Нойхаус Страница 37

Какое-то движение на участке Сарториусов привлекло ее внимание. Тобиас вошел в сарай, через какое-то время затарахтел мотор старого трактора. Наверное, решил воспользоваться относительно сухой погодой и продолжить «расчистные работы». А что, если рассказать о картинах ему?

* * *

Хотя фрау доктор Энгель недвусмысленно дала понять, что никаких новых расследований по делу о двойном убийстве двенадцатилетней давности не будет, Пия продолжала штудировать те шестнадцать папок. Не в последнюю очередь, чтобы отвлечься от угрозы, скрытой за лаконичными словами строительной комиссии. Мысленно она уже обставила новый дом в Биркенхофе и превратила его в элегантно-уютное жилище, о каком давно мечтала. Кое-что из мебели Кристофа прекрасно вписывалось в эти архитектурные фантазии: старинный, исцарапанный обеденный стол, за которым спокойно разместятся двенадцать персон, мятый кожаный диван из его зимнего сада, антикварный декоративный шкаф, изящная кушетка-рекамье… Пия вздохнула. Может, все еще обернется к лучшему и строительная комиссия даст разрешение на перестройку.

Она вновь сосредоточилась на лежавшей перед ней папке, прочла один отчет и выписала себе две фамилии. У нее осталось странное чувство от последней встречи с Тобиасом Сарториусом. А что, если он все эти годы говорил правду? Что, если он действительно не убивал этих девушек? И настоящий убийца до сих пор разгуливает на свободе, не говоря уже о том, что судебная ошибка отняла у Тобиаса Сарториуса десять лет жизни и разорила его отца? Рядом со своими записями она рисовала схему Альтенхайна. Кто где жил? Кто с кем дружил? На первый взгляд Тобиаса Сарториуса и его родителей в то время все в деревне уважали и даже любили. Но если внимательно читать между строк, то в словах свидетелей явно сквозит зависть. Тобиас Сарториус был видным, красивым парнем, умным, хорошо развитым физически, щедрым. Казалось бы, его ждало прекрасное будущее. Никто не говорил ничего плохого о лучшем ученике в классе и лучшем спортсмене, за которым бегали толпы поклонниц. Пия просмотрела несколько фотографий. Как же должны были чувствовать себя на его фоне неприметные друзья со своими лоснящимися, прыщавыми физиономиями? Которые всегда были в тени, всегда шли вторым сортом, недостойные внимания самых красивых девочек? Вряд ли тут обошлось без зависти и ревности. И вот многим из них представляется возможность отомстить за все свои маленькие обиды и поражения: «…Да, вообще-то Тобиас вспыльчивый парень, его иногда здорово заносит, особенно когда он выпьет. Тогда с ним шутки плохи…» — показал один из его друзей. Его бывший учитель охарактеризовал его как очень способного ученика, который все схватывал на лету, но умел и трудиться, а порой проявлял невероятную усидчивость и дисциплинированность. Лидер по природе, уверен в себе, порой заносчив, довольно зрелый для своего возраста. Единственный ребенок в семье, любовь и гордость родителей. Правда, очень трудно переносил соперничество, поражения и неудачи. Черт, где же она это читала? Пия перелистала страницы взад и вперед. Протокол допроса учителя, у которого в то время учились и обе девушки, исчез. Пия недоуменно застыла на несколько секунд, потом отыскала на столе среди бумаг свои записи, сделанные на прошлой неделе, и сравнила перечень фамилий со списком, который составила сегодня.

— Вот это номер! — произнесла она растерянно.

— Что такое? — Остерманн, жуя, посмотрел на нее поверх своего монитора.

— Я не нахожу в папке протоколы допроса Грегора Лаутербаха по делу Штефани Шнеебергер и Тобиаса Сарториуса, — ответила она, продолжая листать материалы дела. — Как такое может быть?

— Наверное, они в другой папке. — Остерманн сунул в рот очередное печенье и продолжил работу.

У него была почти патологическая страсть к жирному сливочному печенью, и Пия уже не один год удивлялась, как это ее коллега до сих пор еще не растолстел. У него должен был быть феноменальный обмен веществ, чтобы сжигать эти тысячи калорий, которые он вбивал в себя каждый день. Она бы на его месте уже, наверное, не ходила, а каталась, как футбольный мяч.

— Нет! — Пия покачала головой. — Они просто исчезли. Испарились!

— Пия! — с ленивой укоризной произнес Остерманн. — Мы находимся в полиции! Здесь никто не может так просто войти и стащить у тебя протокол из папки!

— Знаю. Но факт есть факт: их нет. Они исчезли. На прошлой неделе я их еще читала.

Пия наморщила лоб. Кого могло заинтересовать старое дело? Зачем и кому могло понадобиться воровать какие-то уже никому не нужные протоколы допросов? На столе у нее зазвонил телефон. Она взяла трубку. В Валлау грузовик улетел в кювет и, несколько раз перевернувшись, загорелся. Водитель тяжело ранен, а среди обломков автомобиля пожарные обнаружили два обгоревших до неузнаваемости трупа. Вздохнув, она захлопнула папку и положила свои записи в ящик стола. Ползать под дождем по грязи — удовольствие ниже среднего.

* * *

Ветер завывал за стенами сарая, свистел в стропилах на чердаке и остервенело тряс ворота, словно просясь внутрь. Тобиас не обращал на это внимания. После обеда он говорил по телефону с одним агентом по недвижимости и договорился, что тот на следующей неделе в среду приедет посмотреть их хозяйство. Так что к среде двор, сарай и хлев должны были быть в идеальном порядке. Он с силой швырял одну за другой старые автомобильные покрышки в прицеп трактора. Они горой высились в углу сарая. Отец держал их, чтобы придавливать брезент, которым накрывал прессованные кипы сена и соломы в поле. Ни сена, ни соломы давно уже не было, и покрышки только зря занимали место.

Тобиаса целый день преследовала тень одного мимолетного воспоминания, и он уже измучился, тщетно пытаясь вспомнить, что именно не давало ему покоя. Кто-то из его друзей вчера вечером в гараже сказал что-то такое, что вызвало в его мозгу одну интересную ассоциацию, но это маленькое впечатление провалилось куда-то в глубь подсознания, и, как он ни старался, ему никак не удавалось извлечь его оттуда.

Запыхавшись, он остановился, чтобы перевести дух, вытер тыльной стороной ладони пот со лба. От двери потянуло холодом. Заметив боковым зрением какое-то движение, он повернулся и испуганно вздрогнул. В сарай вошли трое в зловещих черных ку-клукс-клановских колпаках с прорезями для глаз; одеты они были тоже во все черное. Один из вошедших запер дверь на тяжелый железный засов. Они молча стояли у входа и смотрели на него сквозь прорези. Бейсбольные биты, которые они держали в руках, не оставляли сомнений относительно их намерений. Адреналин мгновенно заполнил все клетки его организма, с головы до пят. Он не сомневался, что двое из них были теми самыми «непрошеными гостями», которые избили Амели. Они пришли, чтобы наконец накрыть главную цель — его. Он медленно отступал назад, лихорадочно соображая, как выйти из положения. В сарае не было ни окон, ни второго выхода. Зато была приставная лестница, ведущая на бывший сеновал! Это его единственный шанс. Он заставил себя не смотреть на нее, чтобы не выдать своих мыслей. Несмотря на внутреннюю панику, ему удалось сохранить спокойствие. Он должен был во что бы то ни стало первым добежать до лестницы. Когда расстояние между ними сократилось метров до пяти, он бросился бежать. Через несколько секунд он уже карабкался наверх что было сил. Мощный удар битой обрушился на его левую ногу выше колена. Боли он не почувствовал, но нога сразу же занемела, словно отнялась. Стиснув зубы, он полез дальше, но один из преследователей оказался проворнее других. Он успел крепко вцепиться ему в ногу. Тобиас, держась за перекладину, пнул его свободной ногой. Тот издал приглушенный крик и отпустил ногу. Рука Тобиаса вдруг схватила пустоту, он чуть не упал вниз: впереди не хватало трех ступенек! Он бросил взгляд вниз, почувствовал себя кошкой на голом дереве, спасающейся от трех кровожадных ротвейлеров. Изловчившись, он дотянулся до следующей ступеньки и отчаянным рывком подтянулся на руках; левая нога почти не работала.