Негодяй из Сефлё - Май Шёвалль Страница 36

Он демонстративно расправил плечи.

И правильно сделал. Огромное количество медяков забрякало и загромыхало в многочисленных тайниках его одежды.

Обыскивать Задницу и составлять акт надлежало тому или тем полицейским, которые по дурости его задержали; официально такого закона не было, но неписаный соблюдался неукоснительно.

– Спроси, куда он хочет, – сказал Квант.

– Ты ведь уже спрашивал, – меланхолически ответил Кристианссон.

– Ну, задерживал его, положим, не я, – отбрил Квант. – Я его вообще не видел, пока он не влез в машину.

Ничего не видеть и ничего не слышать было одним из основных правил Кванта.

Кристианссон знал только один способ сыграть на человеческих слабостях Задницы. Он побренчал мелочью в кармане.

– Сколько у тебя? – жадно спросил Задница.

Кристианссон извлек из кармана всю сдачу, которую получил с десятки, подсчитал глазами и объявил:

– Шесть пятьдесят, как минимум.

– Взятка! – взвизгнул арестант.

Ни Кристианссон, ни Квант не разбирались в юридических тонкостях. Если бы он предложил им деньги, это означало бы попытку подкупа при исполнении служебных обязанностей. Но сейчас все получалось наоборот.

– Шесть пятьдесят мне мало. Надо, чтоб хватило на бутылку десертного.

Квант достал бумажник и вынул оттуда еще одну десятку. Задница схватил ее немедля.

– А теперь отвезите меня к какой-нибудь забегаловке, – потребовал он.

– Только не здесь, в Сольне, – сказал Квант. – Нельзя же так лезть на рожон.

– Ну, тогда на Сигтюнагатан. Там меня знают, а в парке возле писсуара у меня есть знакомая потаскуха.

– Не можем же мы его высадить прямо перед винной лавкой, – робко запротестовал Квант.

Они миновали почту, Теннстопет и ехали теперь дальше, по Далагатан, в южном направлении.

– Сверну-ка я в парк, – предложил Квант. – Проедем еще немного и выкинем его.

– А за свиные ножки вы так и не заплатили, – сказал Задница.

Бить его они не стали. Уж слишком очевидно было их физическое превосходство, кроме того, они, как правило, не били людей, особенно если к тому не было веских причин.

И наконец, они были не слишком ревностными служаками. Квант докладывал почти обо всем, что сумел увидеть или услышать, но видел и слышал он почему-то на удивление мало. Кристианссон же был лентяем чистой пробы и с умыслом не замечал того, что могло хоть как-то усложнить ему жизнь и создать излишние трудности на службе.

Квант свернул в парк у самого стоматологического. Деревья стояли без листьев, голые и печальные. Квант притормозил у въезда и сказал:

– А ну, Калле, вылазь, я проеду чуть подальше и выставлю его из машины как можно незаметнее. Если увидишь кого-нибудь, кто может накапать, свистни.

В машине, как и обычно, пахло потом, засохшей блевотиной, но все запахи перешибал запах мочи и немытого тела, исходящий от арестанта.

Кристианссон кивнул и послушно вылез. Газеты он оставил на заднем сиденье, а свиную ножку по-прежнему сжимал в правой руке.

Машина быстро скрылась из глаз. Кристианссон вышел на улицу. Поначалу он не заметил никакого беспорядка. Но почему-то он не испытывал обычного флегматического спокойствия и с нетерпением ждал, когда вернется Квант, чтобы обрести прежнюю уверенность под надежным кровом родной машины. А потом так уж и быть: пусть Квант в который раз рассказывает про фригидность своей жены и до конца дежурства срывает на нем злость. К этому он привык. Собственная жена Кристианссона вполне устраивала, главным образом тем, что играла вместе с ним, а потому он редко о ней говорил.

Квант что-то замешкался. Наверное, не хочет, чтобы его увидели, а может, Задница испугался, что продешевил, и требует добавки.

Перед подъездом стоматологического института Истмена лежала площадь с круглым фонтаном или чем-то в этом роде посередине. На противоположной стороне площади он увидел черный «фольксваген», до того демонстративно поставленный в нарушение всех правил, что даже самый нерадивый полицейский и тот не удержался бы от вмешательства.

Не то, чтобы у Кристианссона созрел какой-то определенный план, просто он почувствовал, что ожидание затягивается, и решил обойти бассейн вокруг. Таким образом можно будет поближе взглянуть на «фольксваген», владелец которого явно вообразил, будто ему дозволено ставить машину, как какой-нибудь важной особе, прямо в сердце шведской столицы. Кстати, один взгляд на неправильно поставленную машину никого ни к чему не обязывает.

Диаметр бассейна был равен примерно четырем метрам, и, когда Кристианссон описал полный круг, ему почудилось, будто он уловил мгновенную вспышку солнечного луча на стекле в одном из верхних этажей здания по ту сторону площади.

Через какую-то долю секунды он услышал короткий, отрывистый щелчок, и в то же мгновенье по его правому колену словно ударило молотком. Он покачнулся и упал навзничь через каменную ограду фонтана, дно которого в эту пору года было покрыто еловыми лапами, полусгнившей листвой и прочим мусором.

Он лежал на спине и слышал свой собственный крик. Потом ему послышалось, как эхо, еще несколько подобных щелчков, но к нему они явно отношения не имели.

В руках он сжимал свиную ножку, и ему так и не удалось найти связь между блеском дула, последовавшим за ним звуком выстрела и, наконец, пулей, которая прошила ему кость под правой коленкой.