Чисто альпийское убийство - Йорг Маурер Страница 36

— Вполне возможно, однако маловероятно. Тот исторический браконьер Еннервайн — в родных краях его называли Гиргл — охотился скорее в районах Шлирзе и Тегернзе. Помните — «Лишь на девятый день его останки нашли близ Тегернзе, на Пайсенберг…». Все вы, разумеется, слышали эту песню. А насчет горы Пайсенберг вот что я вам скажу. В песне имеется в виду вовсе не наш холмик, который находится недалеко отсюда, а другой Пайсенберг, что около озера Тегернзе. Однако может быть, Гиргл и бывал в наших местах. Полностью этого исключить нельзя.

— И какая же история произошла с вашим отцом? — спросила Шваттке.

— Где-то там, в горах Карвенделя, мой отец задержал и арестовал контрабандиста из Халля, что под Инсбруком. Этот тип был главарем одной тирольской банды, промышлявшей нелегальным провозом алкоголя. Отцу пришлось запереть задержанного тирольца здесь, в участке, — конечно, временно, до следующего утра, когда за ним должны были приехать коллеги из Мюнхена и забрать в нормальную тюрьму, в Штадельхайм. Однако ночью явились остальные бандиты в надежде вызволить отсюда своего главаря. Они обстреливали здание нашего участка вон оттуда…

Хёлльайзен показал на лесок, плавно поднимавшийся вверх по горному склону. Поглядев туда, все живо представили себе следующую картину: немытые, заросшие многодневной щетиной бандиты, совершенно дикие и осатаневшие, решительно выбегают из леса, потрясая мушкетами и пистолетами с воронкообразными дулами, и вопят во все горло: «Вперед, в атаку, не бойсь!» или: «Свободу Тиролю!», а в промежутках отрывисто выкрикивают: «Андреас Гофер! Робин Гуд! Франц Моор! Че Гевара! Разбойник Хотценплотц!» — и прочие имена бандитствующих свободолюбцев.

— Уже совсем стемнело, мой отец остался в участке один — у него была ночная смена, — продолжал Хёлльайзен. — Сначала он пытался вызвать подмогу по телефону, но не получилось: телефонная линия вышла из строя после грозы, в шестидесятые это происходило постоянно. И отцу ничего не оставалось, как приковать главаря контрабандистов наручниками к батарее, схватить карабин и защищать участок до тех пор, пока не появились коллеги из первой смены. Они отогнали бандитов, те отступили в лес, и больше их никто никогда не видел. Однако тот задержанный и мой отец…

Внезапно на лужайке показались две фигуры — Еннервайн и Шмальфус. Их, опоздавших, ждали совсем с другой стороны, но они почему-то обошли вокруг здания, направляясь к запасной двери. Губертус и Мария остановились на траве в нескольких шагах от террасы. Их одежда была вымазана чем-то черным и липким, лица тоже выглядели не лучше, и даже за несколько метров чувствовалось, что от них воняет.

Появление шефа и психолога в столь отталкивающем виде послужило такой красочной иллюстрацией к рассказу о разбойниках, что все поначалу приняли это за розыгрыш и начали хохотать. Однако по хмурым лицам грязнуль было видно, что они вовсе не собирались работать клоунами.

— Ну и видок у вас, — покачала головой Шваттке. — Рассказывайте, не томите: что стряслось?

— Мы преследовали через весь городок одного подозрительного субъекта, — хрюкнул Еннервайн, в этот момент скорее напоминавший участника особого развлечения — битвы в грязи, чем отважного стрелка из песни. Чумазая парочка сняла куртки и попыталась хотя бы частично привести их в порядок.

— До полицейского участка нам оставалось дойти совсем немного, — сказала Мария, выгребая из внутреннего кармана куртки клейкую массу неопределенного цвета, с которой сочилась вода, — как вдруг я вспомнила, что забыла в концертном зале мобильник. Когда я сидела на галерке, то положила его рядом с собой, на соседнее кресло. Пришлось возвращаться.

Еннервайн стянул ботинки и носки, точно так же перемазанные омерзительной жидкой грязью, в которой встречались даже комки. Мало-помалу все начали понимать, в какую сельскохозяйственную субстанцию угодили коллеги.

— Я предложил Марии проводить ее, и мы повернули назад. Подойдя к парковке за концертным залом, мы заметили, как из слухового окна на крыше вылезает какой-то субъект. Только не спрашивайте меня, как он выглядел. Виден был лишь его силуэт, поскольку солнце светило нам прямо в глаза, садясь за соседние крыши. Пол, возраст, рост, одежда — ничего из этого мы не различили.

— Ох, это моя вина… — смущенно призналась Мария. — Это я спугнула его, крикнув: «Что вы там делаете?» Совершенно спонтанно выскочило… Я не успела подумать о последствиях…

— Ладно, ничего страшного, не переживайте, — попытался утешить ее Еннервайн. Однако он прекрасно понимал: девушка действительно виновата. Она прозевала ситуацию. Они оба ее прозевали.

Все случилось с молниеносной быстротой. Едва с уст Марии сорвался тот неосторожный возглас, как подозрительный субъект, напоминавший вора-форточника, замер на месте. Он как раз спускался к водосточному желобу, передвигаясь на руках в висячем положении, но, услышав крик, оглянулся и посмотрел вниз, на улицу, отчего потерял равновесие и свалился на крутой скат черепичной крыши. Размахивая руками и дрыгая ногами, словно жук, «форточник» поехал вниз на пятой точке, но вскоре коснулся пятками водостока и наконец встал на него. Желоб предательски прогнулся под его весом, одно из креплений даже оторвалось, и наземь грохнулся большой кусок жести. Мария судорожно схватила Еннервайна за руку. Оба понимали, что в данный момент ничего не могут сделать для находившегося в опасности незнакомца. Однако тот, снова оглянувшись, стал проворно карабкаться обратно, к полуоткрытому чердачному окну, через которое, по всей вероятности, и вылез на крышу. Техника передвижения этого типа выказывала недюжинную изобретательность — поскольку держаться на гладком крутом скате было не за что, он выбивал черепицы и отчаянно цеплялся за получившиеся выемки. Таким манером человек добрался до подоконника слухового окна, ухватился за него, ловко подтянулся и юркнул в недра чердака.

— Стойте тут, наблюдайте за черным ходом! — крикнул Еннервайн Марии. В следующую секунду он сиганул на заботливо ухоженную клумбу рядом с парковкой. В мгновение ока домчавшись до крыльца культурного центра, гаупткомиссар потратил некоторое время на то, чтобы толкнуть одну за другой все стеклянные двери — пять из них были заперты, и лишь самая последняя, шестая, оказалась открытой. Закон подлости во всей своей красе! Полицейский ворвался в фойе. Здесь не было ни души, кроме уборщицы, мывшей пол. Надо же, никому не пришло в голову выставить тут пост! «Вот разгильдяйство», — с досадой подумал Еннервайн и помчался дальше. Вдруг он услышал за спиной какое-то не то чавканье, не то чмоканье — за ним что, гонятся бойцовые собаки? Но нет, это просто женщина в цветастом халате выжимала тряпку, а громадные наушники на ее голове свидетельствовали, что она не обращает ни малейшего внимания на происходящее вокруг. Наверное, это уборщица оставила открытой одну из дверей, ведь иначе внутрь было бы не попасть. А тот таинственный лазатель по крышам — как он-то сюда проник? Еннервайн перепрыгнул через мокрый участок пола, пулей пересек фойе и помчался вверх по лестнице.

Собственно, дипломированный психолог Мария Шмальфус не была уполномочена вмешиваться в оперативные действия полицейских и даже не обладала правом ношения оружия — ее функция сводилась исключительно к консультированию. Тем не менее в такой напряженный момент она не смогла заставить себя стоять без дела. Подбежав к двери черного хода, девушка обнаружила, что та заперта, — значит, большой необходимости охранять ее не было. И даже оставшись стоять здесь на часах, что она сделает, если в следующую секунду с черного хода вырвется какой-нибудь ополоумевший мерзавец, стреляющий налево и направо? Как она поступит? Потребует у него вести себя прилично? Подставит ему ножку? Кстати, Мария так и не запятнала свою безупречную интеллектуальную форму занятиями на курсах самообороны. Поэтому она побежала за Еннервайном — обогнула здание культурного центра и вошла туда через главный вход.