Гарсоньерка - Элен Гремийон Страница 36

Витторио не пожелал завтракать в номере:

– Давай лучите спустимся.

– Почему?

– Просто так.

– Но почему? Мы же всегда завтракаем в номере.

– Опять принесут холодный кофе, внизу хоть кофе горячего нальют.

Горяченького ему захотелось! Ее увидеть – вот он чего хотел. Соседку. Увидеть, какое у нее лицо, какое тело, впитать ее взглядом, приберечь на потом в своем запаснике фантазмов.

– Сядем здесь.

– Посреди зала?

– Зато ближе к стойке.

Не хочешь ее упустить, да? Мне казалось, он смотрит на всех женщин, крутившихся у стойки. Кто из них та незнакомка, с которой он провел ночь? Одна была красивее остальных, и я решила, что это она. Поочередно смотрела то на него, то на нее, мысленно создавая пару куда более реальную, чем та, которую он составлял со мной. Мне хотелось его ударить.

– Что ты там высматриваешь?

– Смотрю, принесли ли еще семги.

Врун. Маньяк. Ты смотришь на нее. Ты хотел бы употребить ее прямо сейчас, да? Прижать к стойке, и, пока она будет совать тебе в рот ломтик семги, ты бы ей засадил, да? Ну так валяй! Поскольку ты только об этом и думаешь – вперед!

– Сколько еще раз ты захочешь добавки?

– Какая муха тебя с утра укусила? Я что – не имею права поесть?

– Так и сказал бы с самого начала, что мы сюда приехали пожрать!

– Ладно-ладно, пойдем подышим воздухом, это тебя успокоит. Я только поднимусь на минутку в номер за свитером. Если хочешь, подожди меня здесь.

– Почему?

– Что – почему?

– Почему я должна ждать тебя здесь?

– Не знаю… чтобы лишний раз не подниматься.

– Ну конечно…

– Что еще?

– Я пойду с тобой. Я тоже хочу взять свитер.

– Может, я сам тебе его принесу?

– Ты действительно не хочешь, чтобы я поднялась в номер, или что?

– С чего ты взяла? Ничего подобного, если хочешь, поднимемся вместе, только перестань на меня наезжать.

Думаешь, я не разгадала твою хитрость? Ты хочешь с ней встретиться. Спокойно на нее поглазеть.

Они вышли из номера как раз в ту минуту, когда мы возвращались в свой. Та парочка. Разумеется! Они-то не завтракали, они трахались.

– Что ты на нее так уставился?

– На кого?

– На девицу, которая оттуда вышла.

– Да я вообще на нее не смотрел…

– Ты бы хотел оказаться в ее номере, правда? Ты предпочел бы быть с ней.

– Что ты несешь?

– Не строй из себя невинность.

И вот тогда я впервые дала ему пощечину. Моя рука сделала это сама. Меня при этом так и окатило жаром. Я его оскорбила, я на него наорала, и теперь я его ненавидела. Дверь была открыта.

Иногда ревность ненадолго меня отпускала – но только для того, чтобы потом еще сильнее навалиться, окончательно лишая сил. Разрушительная. Разрушающая бесповоротно Я знала, что потеряю Витторио. Мое место займет другая. Займет мое место и даст ему ту новизну, которой я уже никогда не смогу дать. Ревность, подобно неумолимо прибывающей воде, разлилась повсюду, затекла в малейшие щелочки моей жизни, моего рассудка, моих чувств. Моей личности.

Множество страхов, постоянные страхи.

Женщина, идущая впереди него или навстречу, сидящая женщина, официантка, продавщица, медсестра, блондинка, брюнетка, молодая, в возрасте, женщина на высоких каблуках, женщина без каблуков, женщина на вечеринке – первичная сцена [24]: однажды вечером я сидела у него на коленях, и, когда в комнату вошла красотка, лучший друг хлопнул его по колену, вот только немного промахнулся, и потревоженная коленка оказалась моей, какое унижение, сколько же у них, у мужчин, кодов, чтобы сообщать друг другу об удачной возможности? – женщина с длинными волосами, с короткой стрижкой, с голубыми, карими, зелеными, черными глазами, женщина в поезде, стюардесса, девственница, продавщица, у которой он покупает мне цветы, но предпочел бы подарить букет ей, любая женщина по телевизору, в кино – первичная сцена: припав головой к его груди, я почувствовала, как с появлением на экране одной актрисы у него чаще забилось сердце, и вот я уже не могу смотреть фильмы вместе с ним, не могу пойти ни на один спектакль, я представляю себе его фантазмы с актрисами, я не могу видеть, как он смотрит на этих женщин, провожает глазами, пристально разглядывает, мысленно раздевает, и даже книги – как он себе представляет героиню романа, на кого она для него похожа? какой девушкой из плоти и крови он вдохновляется, читая? – и даже умершие, и веснушчатая дочка соседки, любая – источник нового аромата, новый образец прелести, каждая дарит новый язык, новую культуру, шведка, итальянка, азиатка, обещание новых разговоров, девушка в горящей машине, девушка, с которой он каждое утро встречается в булочной, девушка из мастерской по ремонту холодильников, та, что принесла деталь для замены…

Просто-напросто новая щелка, в которую можно всадить. Для разнообразия.

Эти женщины, которых я уже и сосчитать не могу, – словно волчицы. Они, как волчицы, идут одна за другой, след в след.

Хотела бы я обладать чарами прекрасного видения, оставаясь женщиной его повседневной жизни, его привычки. Меняться, не отставая от тех, кто его околдовывает. Обладать способностью меняться. Когда его тянет к ней – становиться ею, когда его тянет к другой – становиться другой. Не навязывать ему себя, только себя, всегда себя. Меняться, поспевая за его желаниями. Давать ему их всех, оставаясь Единственной. Жизнь навязывает нам нашу единственность, нашу личность как куцее, ограниченное целое, которое мы обречены носить, обязаны выносить. Все та же улыбка. Все тот же смех. Все тот же взгляд тех же глаз. Все те же пальцы поправляют все те же волосы. Приподнимаются все те же плечи. Скрещиваются все те же ноги. Потягиваются все те же руки. Зевает все тот же рот. Все тот же голос. Та же спина. Те же зубы. Та же кожа. Те же груди. Как утомляемся мы от себя, не желая собой утомить. Разве он мог не видеть, что я повторяюсь? Когда ты всегда рядом, ты уже не можешь воспламенить.

Все мое внимание поглощено надвигающейся катастрофой. Я как сигнальщик, знающий, что ураган близится, что он неотвратим. В моей голове не умолкает тревожная сирена. Опасность не отступает.

Никакой радости от ужина в ресторане, если Витторио не сидит лицом к стене. Стоит выйти на улицу – и начинается пытка: я перехватываю каждый его взгляд, озираюсь кругом – с какой стороны появится соперница? Останавливаю картинки в голове. Изучаю их. Выискиваю подробности, доказательства того, что его тянет к другой. Блеск его глаз – я знаю этот блеск, этот на мгновение поплывший взгляд. Желание уже поселяется в нем. Но какие мысли тогда у него рождаются? Я уверена, что к ним, к этим мыслям, он прибегает, когда занимается со мной любовью, чтобы не было так скучно. Как бы мне хотелось прочитать его мысли, когда он занимается со мной любовью, вот бы изобрели машину, читающую мысли человека, пока он тебе засаживает. Немало было бы неожиданностей. Больше невозможно скрывать. Больше невозможно притворяться. Даже гулять в одиночестве больше не могу спокойно: я смотрю вокруг себя его глазами и ищу, ищу женщин, которых он ласкал бы взглядом, я уже не могу от этого отрешиться, не могу погрузиться в свои печальные мысли. Я должна выследить ту, что могла бы его очаровать. Меня накрывает отчаяние даже при виде маленькой девочки. Ее миловидность. Ее детская, щедрая на обещания красота. Не она ли через десять, через пятнадцать лет отнимет у меня Витторио? Не она ли одарит его чем-то новым там, где мы теперь лишь повторяемся? Если я просыпаюсь среди ночи, то просыпаюсь с мыслью о нем. А когда он в темноте вздыхает, я слышу его фантазмы. Я представляю себе, как неотступно его преследуют все эти создания. Но терзаюсь не из-за их красоты, а потому что среди них нет меня. Не станешь же во сне трахать ту, кого трахаешь наяву.