Самоучитель Игры - Алексей Синицын Страница 36

Сам не зная зачем, вечером Джозеф Кроуз потащился в кантонскую оперу. Нет, на самом деле, он знал. Такие поездки имели целью, как он говорил себе, «прочищение мозгов». Действо кантонской оперы казалось ему настолько нереальным и бессмысленным, что имело свойство рассеивать дурные мысли, а главное, прекращало тягостный внутренний диалог, все эти вопросы, зачем и почему? Да и потом, отец снова накурился опиумом. Ему теперь было хорошо. Снова из правого уголка его рта стекала сладковатая струйка слюны, а на лице застыла блаженная улыбка. Кроуз-старший, оставив своё быстро дряхлеющее тело, парил где-то в нездешних, иных пространствах. А что делать ему, Джозефу? Смотреть на это добровольное безумие ещё не старого, когда-то волевого, целеустремлённого и умного человека?

Перетащив отца из его любимого кожаного кресла на кровать, сняв с него обувь и укрыв пледом, заботливый сын с некоторой внутренней брезгливостью, с удивлением обнаруженной в себе, поспешил тут же оставить родительский приют.

Можно было развлечься в каком-нибудь небольшом китайском заведении с приватными услугами. Многие его коллеги, в особенности, китайцы и индусы этим не брезговали. Причём делали это на особых правах, считая вполне уместным время от времени получать маленькие дополнительные вознаграждения (маленькие земные радости) за свой опасный и нелёгкий труд. Ну и, конечно же, что может быть на Востоке первостепеннее уважения? Главное – уважение! А если к представителям власти не проявляется какого-то, хоть маломальского уважения, тогда уж, не обессудьте… Но Джозефу Кроузу сейчас было не до бесплатных развлечений, и именно поэтому он направился в нудную и заунывную кантонскую оперу Гонконга.

Это сейчас она находится в новом здании почти в самом центре всемирно известного мегаполиса (иногда представления проходят в так называемом «бамбуковом театре»). А тогда, взяв извозчика в Сохо небольшого колониального городка, он покатил по булыжной мостовой, напоминающей панцирь древнего гигантского бронтозавра в квартал каракатиц, где, в самом деле, под жареных каракатиц и прочую подобную снедь давали всевозможные экзотические представления. (Никакой единой, официальной кантонской оперы Гонконга тогда просто не существовало). Нужно сказать и то, что белые люди вообще в том районе появлялись редко. Но инспектора Джозефа Кроуза в квартале прекрасно знали. Ибо он ещё простым патрульным констеблем начинал там свою службу.

– Проходите, проходите, очень Вам рады, мистер Кроуз. – Приветствовал его хозяин, часто раскланиваясь. – Сегодня очень, очень хорошее, – он сказал, – «зрелище». Император Ляо, побеждающий демонов пустыни.

Кроузу показалось, что он ослышался.

– Как ты сказал? Император Ляо? Его так звали?

– Нет, что Вы, мистер Кроуз, – рассмеялся хозяин, обнажая редкие жёлтые зубы, – Ляо – это одно из великих китайских государств прошлого на северо-востоке. Даже императоры династии Сун какое-то время платили им дань.

Хозяин при этом наставительно погрозил пальцем, то ли Кроузу, то ли давно почившим в бозе сунским императорам и снова учтиво заулыбался.

«Фу ты, чёрт», – подумал Кроуз, проходя в небольшой зал, освещаемый приземистым светом старых газовых фонарей. Но слова хозяина опять натолкнули его на мысли о странной смерти переводчицы. «Она постоянно подавала мне какие-то знаки, – думал он, – сначала эти очевидные нестыковки в переводе, потом веер. Можно было перерезать себе горло и без моего веера. Возможно, исчезновение этого дурацкого ключа, которым она никогда не пользовалась, это тоже какой-то знак?» Вопросы, скапливающиеся в голове Кроуза, верещали, паясничали и гримасничали, как пустынные демоны на сцене бутафорской китайской оперы. А невыносимо протяжные звуки примитивной китайской скрипки чжунху казались ему нелепыми стонами собственного отчаяния и бессилия.

Наконец, когда Джозеф Кроуз уже начал впадать в блаженное безмысленное оцепенение, столь желанное сейчас, до его ушей донёсся какой-то неуместный посторонний звук.

– Мистер Кроуз, у меня, кажется, есть то, что вы ищите.

Мужской гортанный шёпот доносился сзади. Очевидно, говоривший человек сидел прямо за инспектором и чуть наклонялся вперёд. А ещё ему показалось, что оттуда, сзади до его обонятельных рецепторов донёсся едва уловимый мускусный запах.

– Вы имеете в виду себя? – не оборачиваясь, спросил Кроуз, быстро прикидывая свои шансы на успех в этом сомнительном месте и неудобном для себя положении.

– Нееет, – сдавленно засмеялся голос, – Вам я вряд ли буду интересен. Перед законом я чист. Я просто хотел вернуть Вам то, что Вы потеряли.

– А я, кажется, ничего и не терял, – так же, не оборачиваясь, равнодушно ответил Кроуз, всё больше внутренне напрягаясь. – Ах, нет, знаете, на прошлой неделе где-то оставил свой зонт. А где, припомнить не могу.

«Мускусный» голос опять сдавленно рассмеялся.