Тайный суд - Вадим Сухачевский Страница 36

…«Началось!» – едва вступив в квартиру, подумал Васильцев. Причиной был этот запах, с порога шибанувший в нос, – знакомый отвратительный запах застоявшейся помойки. Кто-то в доме, безусловно, побывал, и Юрий был уверен, что знает, кто именно. Не исключено, что они и сейчас где-то здесь… Спросить было не у кого, все соседи давно спали.

Сжимая в руке парабеллум, он неслышно приблизился к двери своей комнаты, прислушался. Ни шороха…

Он резко распахнул дверь и включил свет.

Нет, в комнате никого не было, только пахло еще отвратительнее, чем в коридоре. А на столе лежал такой же грязный, в сальных пятнах, неряшливо вырванный из ученической тетради листок бумаги, как тот, что сегодня показывал Борщов. На листке было написано:

Ты, Васильцев, у дружка своего, у Борщова, поучись, какую капустку покупать. А у тебя, Васильцев, не то что капустки – вообще в доме ни шиша. Убогий ты, Васильцев, навроде иных нашенских: мало что хромой и слепой, так еще и голодный. Нельзя так жить, без жратвы, – ноги же протянешь.

ФОМА

Далее следовало:

Вот у Борщова твоего капустка – это капустка! Учись, убогий!

ЛУКА

Как-то слишком уж вольно действовали эти подземные царьки. Юрий подумал, что ошибкой было со стороны Домбровского отпускать их по домам, сейчас следовало держаться всем вместе. С этой мыслью он немедля отправился к Борщову – тот жил ближе других.

На звонок в дверь ответа не последовало. Само по себе это ничего еще не означало – обычно по вечерам Борщов сиживал в ресторанах, восполняя мечты своей голодной юности, но вот то, что никак не отозвался борщовский кот Прохор, вызвало у Васильцева недобрые подозрения.

Подергал дверную ручку, и оказалось, что дверь не заперта. Юрий вошел.

На столе лежала записка:

Дорогой Юрочка! Ты знаешь, Ефрем Борщов – не трус и многое в жизни повидал. Но против этих упырей слаб я оказался в поджилках. Да и Прохора жаль – уж он-то, котяра, ни в чем не виноват, а они, чувствую, никого не пожалеют. Так что залегаем с Прохором на дно, уж не суди строго. Советую и тебе с Домбровским и с Викешей взять с меня пример – ей-ей, не выстоять вам против этой нечисти.

В любом случае не поминай лихом!

Твой любящий Борщов-Загоржельский

Возможно, Борщов был и прав, но все-таки он, Юрий, пока еще не собирался так просто сдаваться. От Борщова он направился к дому Викентия.

Дверь квартиры палача тоже была не заперта, а из-за нее явственно сочился уже знакомый тошнотворный запах застоявшейся помойки. С чувством полной безнадежности, даже забыв про парабеллум, он распахнул дверь, вошел.

В гостиной царил невообразимый хаос. Ковер был истоптан глинистыми следами, шторы почему-то сорваны с карнизов, стулья перевернуты, на скатерти стола было намусорено хлебными крошками и полосками квашеной капусты. Юрий не сразу увидел ручеек крови, сочившийся из спальни, а увидев, метнулся туда.

Ничего более страшного он прежде не видел. Викентий был распят на стене железными костылями, пятый костыль торчал у него из груди. Все было, как на той фотографии, которую нынче показывал Домбровский. И – самое ужасное – Викентий был еще жив. Он шевельнул головой и произнес тихо:

– Передай – я не успел…

Затем по его телу пробежали судороги, изо рта хлынула кровь, и жизнь оставила его.

Что Викентий имел в виду, не трудно было догадаться: он не успел переподчинить свою армию Домбровскому и передать ему списки. Без того этой армии, по сути, более не существовало.

Спустя несколько минут Юрий был уже возле дома Домбровского. И сразу понял, что и тут опоздал. Свет не горел, два окна были разбиты. Через разбитое окно Юрий и влез в гостиную.

Здесь разгром был еще страшней, чем у Викентия: практически вся мебель сокрушена, пол усыпан хрустальными подвесками от люстры, осколками зеркал и фарфоровых ваз. В углу валялась дубовая ножка от стола, вся в крови – видимо, Домбровский, как палицей, гвоздил ею неприятеля.

К стене хлебным мякишем был прилеплен листок. Юрий сорвал его. На нем уже знакомыми каракулями было написано:

А дедок ваш крепким оказался! Ну да ничего, наши людишки еще и не таких видывали.

Ты его, Васильцев, тут не ищи, все одно не отыщешь, да и зачем тебе: покойник – он покойник и есть. Ты, Васильцев, лучше капустку жуй.