Убийство церемониймейстера - Николай Свечин Страница 36

– Что еще вы сделали?

– Пошел сначала в Собственную Его Императорского Величества Канцелярию по учреждениям императрицы Марии. Пожаловался камергеру Раевскому. Тот и слушать не стал! Сказал, что подлость Дашевского им и без того хорошо известна. И что они рады-радешеньки от него избавиться. Как же так, Алексей Николаевич? Как же так?!

– В каком смысле? – не понял Лыков.

– Ну, столь подлой души человек – и попал… почти попал в штат Высочайшего Двора! Разве можно туда эдаких людей?

– Бесчестные всегда делают более успешную карьеру, нежели честные, – пробовал утешить финансиста Алексей. Однако тот вскричал в отчаянии:

– Но не при Дворе же нашего августейшего монарха!

– Илиодор Иванович, давайте вернемся к делу. Вы были у Раевского. Еще к кому-нибудь ходили?

– Добился приема у самого князя Долгорукова.

– И как?

– Его сиятельство тут же при мне вызвал Дашевского и спросил, правда ли то, что я рассказываю. Тот ответил: это все ложь. Сопернику-де охота занять место, вот он и распускает клевету.

– И что Долгоруков?

– Спросил у меня, есть ли расписка. Я рассказал, как было.

– И?

– Его сиятельство изволил долго смеяться. Потом посерьезнел и потребовал от Дашевского дать слово дворянина, что не брал от меня денег в обмен на место.

– И тот, разумеется, дал?

– Не моргнув глазом!

– Понятно. И тогда вы стали обдумывать планы мести?

– Какие планы? – испугался Дуткин.

– Как наказать обманщика.

– О чем вы?

– Вскоре после этого Дашевского нашли с ножом в спине.

Титулярный советник испуганно посмотрел на свои пальцы. Словно только что смывал с них кровь, а сейчас вдруг обнаружил, что смыл не до конца… Потом сказал едва слышно:

– Это не я.

– А кто?

– Не знаю.

– Илиодор Иванович, ваше положение довольно серьезное. Вы ведь хотели стать церемониймейстером, правда?

– Ну…

– Погубил вашего обидчика некто Снулый. Он преступник, его специальность – убийства на заказ. Дознание выявило этот факт со всей определенностью. Значит, убийцу кто-то нанял. Причин для такого умысла может быть всего две. Или здесь любовная драма и замешана женщина. Или борьба за место в штате Экспедиции церемониальных дел. Во втором случае все состоящие в должности – под подозрением. Вы это понимаете?

– Понимаю, – торопливо ответил Дуткин. – А тут еще эти деньги… Я понимаю! Но как мне оправдаться? Никакого Снулого я не ведаю. Место? Места жаль, да. Хотел я его. Даже мечтал. По ночам снилось, как стою с жезлом, а мимо идет государь и кивает благосклонно. И три тыщи тоже жаль, что забрал мошенник Дашевский. Но… я уж смирился. Жизнь, скажу так, малосправедливая штука…

И обманутый финансист вздохнул. Простая мысль в его изложении прозвучала как-то по-новому, с особой убедительностью. Действительно, мало ведь в жизни справедливости! Лыкову стало жаль толстяка. И места не получил, и денег лишился. Да еще и дураком назвали. Но хорош же покойник! У каждого из состоящих была про него неприглядная история, каждого он обманул или обидел. И пролез ко Двору! Негодяю, видимо, казалось, что все у него в ажуре. Что он самый ловкий, самый хитрый. Денег хапнул, должность занял, к тому же невесту с приданым получил. Такой успех должен был опьянить Дашевского. И утвердить в мысли, что надо и дальше идти по головам. Но кто-то из тех, кого он обманул, обиделся. Всерьез обиделся и не простил. Везение закончилось ударом ножа в спину.

– Илиодор Иванович, – вновь начал Лыков. – А вы ничего такого не слышали о Лерхе?

– О Викентии Леонидовиче? Из иностранных дел?

– Да. Он ведь тоже состоящий и тоже подавал прошение министру Двора.

– Викентий Леонидович – порядочный человек, – убежденно ответил Дуткин. И даже с той же интонацией, как утром граф Ламздорф.

– И что из этого следует? – спросил Лыков, раздражаясь. У него порядочность дипломата вызывала сомнения.

– Ничего… – опять растерянно пробормотал титулярный советник. – Я Лерхе, по правде сказать, толком и не знаю.

– Тогда поговорим о том, что знаете. Что за история была между ним и Устином Алексеевичем по поводу какой-то вдовы?

– Марии Евдокимовны? – обрадовался непонятно чему Дуткин.

– Молодая, богатая, двадцать тысяч годового дохода… Эти два господина не поделили ее?

– Мария Евдокимовна, – подтвердил финансист. – Я видел ее один раз в итальянской опере.

– Вы ходите в итальянскую оперу? – не смог удержаться сыщик. Но Дуткин воспринял это без обиды и пояснил:

– По своему званию состоящего в должности церемониймейстера Высочайшего Двора я считаю себя обязанным ходить туда.

Алексей пожал плечами:

– Я вон камер-юнкер, но больше люблю водевили в частных театрах.

– Вы состоите в звании камер-юнкера? О! Примите мои поздравления! Хотя его потом лишают, в отличие от придворных чинов, но все равно это большая честь! Алексей Николаевич, расскажите, пожалуйста, как вы удостоились?

– Ну, там нетипичный случай… – попытался уклониться Лыков.

– А все же! Прошу вас! Страсть как люблю такие истории.

– Я был награжден именным приказом государя за образцовое выполнение особо важного секретного поручения.

Дуткин крякнул и опять разинул рот:

– Вот это да!

– Но вернемся к той даме. Илиодор Иванович, вам известна ее фамилия?

– Нет. Только имя-отчество. Красивая и очень добрая.

– Добрая? Как вы это установили?

Титулярный советник смутился.

– Ну, она так приветливо со мной говорила… Безо всякой заносчивости, как с близким знакомым. Я, знаете ли, дикарь… очень застенчив и вообще… Дамам и девицам со мной неинтересно. А она удостоила. Добрая женщина!

– Мария Евдокимовна – петербургская жительница или приезжая?

– Не знаю. По манерам так прямо гранд-дама.

«Много ты понимаешь в гранд-дамах», – подумал Лыков и продолжил расспросы:

– Она была в опере с кем-то?

– Да оба вились вокруг нее, и Лерхе, и Дашевский.

– И кому отдавалось предпочтение?

– Скотине Дашевскому… – скрипнул зубами Простак. И Лыков впервые за всю беседу вдруг понял, что этот вполне мог заказать убийство.

– А что Лерхе, терпел? Это ведь он познакомил даму со своим соперником?

– Да, сам, по глупости. Викентий Леонидович потом при мне чуть не волосы рвал на голове, когда мы встретились с ним на большом выходе в Зимнем дворце. Вышли на лестницу покурить, и он рассказал кое-что. О том, как предложил Марии Евдокимовне руку и сердце, а Устин Обезьянович его перебил.