Нарушители правил - Дмитрий Новоселов Страница 36

– Все равно заметит.

– А вдруг, нет?

– Заметит. Все замечают.

– Все равно не говори.

Они замолчали, немного погремели посудой, пошуршали бумагой. Потом Беатриса сказала:

– Он мне нравится. Среди твоих охламонов он, похоже, самый приличный.

– Ну, папа!

– Не называй меня папой! Сколько раз тебе говорить!

– А как?

– Зови Беатрисой.

– Не люблю это имя.

Голоса стали приближаться. Я на цыпочках ретировался в зал и плюхнулся на диван. Мне было неудобно. Треснутые очки сползли на нос. Какой еще папа?!

– Котенок попил молочка и сразу уснул, – сказала Жанна. Она держала в руках пушистый комочек и постоянно его гладила. – Где будем накрывать? – обратилась она к Беатрисе.

– Конечно, тут. Молодой человек, вам понравились мои картины?

– Прелесть, – промямлил я.

– Вы лгун, – Беатриса подошла к портьере и извлекла из-за нее небольшой складной столик. – Они плохие, – кокетливо добавила она. – Просто закрывают дыры на обоях.

– А что это за коробки? – попытался я сгладить неловкость.

– Я расскажу вам о них потом, после еды.

Я помог Беатрисе разложить стол. На розовой скатерти стали появляться всевозможные яства. Утро еще не кончилось, и мне непривычно было видеть такое изобилие блюд в столь ранний час. Помогая расставлять посуду, я исподтишка разглядывал Беатрису, и чем больше я на нее глазел, тем отчетливей понимал, что передо мной переодетый мужчина. Он так ловко маскировался, немудрено, что я раскусил его не сразу.

Что за чушь? Где я? Они что, меня разыгрывают что ли? Я не знал как себя вести в данной ситуации. Немного поразмыслив, решил, что не буду открываться. Пусть все идет, как идет.

Еда оказалась с пылу с жару. Было приятно, что кто-то ради меня встал ни свет – ни заря и все это хозяйство приготовил. Последним аккордом Жанна плюхнула на стол туманный пузырь водки и пригласила всех к столу.

– За знакомство, – поднял я рюмку.

– Ну, уж нет, – возразил Беатриса. – За знакомство позже. Вначале за твое чудесное освобождение, – он ловким движением поправил ненастоящую грудь и, чокнувшись, одним глотком отправил содержимое в рот.

Сотовый запиликал, когда маленький груздок, сняв ожог от водки, скатился с языка в пищевод. Я опять не придал значения мелодии, и если бы не Жанна, то не спохватился. На том конце оказался Тагамлицкий.

– Ты где был? – недовольно спросил он. – Тут к тебе возникли некоторые вопросы, а мы не можем тебя найти. Позвонили в гостиницу, а там сказали, что тебя загребли в милицию. Что за чушь?

Я рассказал ему о том, что со мной случилось – про мое посещение канцелярских фирм, про Аркашку и про смерть Чебоксарова. Когда я остановился на том, как сидел два дня в кутузке, с той стороны трубки послышались нелепые звуки. Похоже, что Тагамлицкий подпрыгнул, сделал “yes” рукой и еле сдержался, чтобы не заржать. Он даже предположить не мог, что сможет так удачно мне отомстить. Тем не менее, совладав с эмоциями, он напомнил, что фирма ждет от меня результатов, и что теперь, после смерти Чебоксарова, моя задача упростилась, потому что остался один Тихонов, а с одним всегда справиться легче, чем с двумя. Так и не сообщив, что за вопросы у них ко мне возникли, он без лишних разглагольствований буркнул что-то типа «пока» и бросил трубку.

Я очень быстро набил желудок и осоловел. Теперь мне уже не казалось странным, что я сижу в обществе переодетого в женщину мужика и практически незнакомой мне женщины. Все казалось естественным. Самое главное, что я выбрался из заточения. Задача номер один – вернуть папку. После этого все пойдет как по маслу. Правда, для этого нужно сначала достать эту вещь из кабинета Чебоксарова.

После третьей рюмки Беатриса предложил мне посмотреть его коробочки – инсталляции, как он их называл.

– Сиди тут, не вставай, – сказал он мне. – Я протяну удлинитель.

Оказалось, что у каждой коробки имеется провод с электрической вилкой. Беатриса принес первое изделие, воткнул вилку в розетку удлинителя и велел мне посмотреть в замочную скважину. Внутри тускло горела маленькая лампочка. На дне коробки была изображена странная полуобнаженная особа неопределенного возраста. Она находилась в замызганной ванной комнате и брила себе ноги. Вокруг разбросаны предметы женского туалета – бюстгальтер, трусики и коробка от прокладок. Картина была написана мастерски, почти с фотографической точностью. Тусклый свет подчеркивал реальность изображения.

Вторая инсталляция повествовала о скандале. На кухне ругались мужчина и женщина. Дама вытирала руки о фартук и что-то кричала мужику. Тот замахивался на нее кулаком. С мельчайшими подробностями были изображены обои, по которым плыли рыбы, пожирающие друг-друга. Все остальные творения тоже раскрывали тонкости быта среднестатистического россиянина. Сцены семейной жизни сменялись портретами мужиков в семейных трусах и женщин в ночных комбинациях. Автору особенно удавались бигуди и небритость щек.

– Ну, как? – поинтересовался Беатриса.

– Мне нравится, – искренне рецензировал я. – Только смотреть неудобно.

– В этом вся соль. Ты понял, что я рисую?

– Быт.

– Почти всегда. Но, не это главное. Подумай, копни глубже.

Я добросовестно подумал, попытался систематизировать увиденное и попробовал найти что-то общее для всех картин. В голову ничего не пришло.

– Будни, – еще раз попробовал я.

– Не совсем. Я рисую правду.

– Правду многие рисуют, – разочаровался я.

– Ничего подобного, – возразил Беатриса. – Правду почти никто не рисует. Что в вашем понимании правда, молодой человек?

– Если говорить об изобразительном искусстве, то, наверное, это рисовать, то, что видишь.

– Чушь, – перебил меня художник. – Правду нельзя увидеть, ее можно только подсмотреть. Правду нельзя услышать, ее можно только подслушать. Правду всегда скрывают шторы, замки, двери. Так вот, я рисую правду!

Теперь я понял, зачем нужны замочные скважины. Эффект подсматривания.

– Подслушивание и подсматривание – это нарушение девятого правила моего отца, – опрометчиво сказал я.

– Что за правило? – спросила Жанна.

– Если коротко, то оно гласит: «не лезь в чужие дела».

– А сколько всего правил? – спросил Беатриса.

– Девять. Это последнее.

– И ты их всегда соблюдаешь? – удивилась Жанна.

– Стараюсь.

Эти двое недоуменно переглянулись. Вот почему я не люблю говорить на эту тему. Почти никто не понимает, как легко и удобно жить по правилам.

– А твой отец сам-то их выполняет?