Нисхождение - Патриция Хайсмит Страница 36

Сейчас, должно быть, где-то около семи тридцати. Ингхэм снова подлил скотч Адамсу, потом себе.

— Я встречаюсь с Андерсом в восемь, и мы собираемся поужинать в отеле. Не хотите присоединиться к нам?

НОЖ явно обрадовался:

— Ну конечно же спасибо.

Ингхэм с Иенсеном нашли Адамса в холле отеля чуть позже восьми. Они пристроились за стойкой бара и заказали скотч. Ингхэм обратил внимание на то, что карманный калькулятор показал пугающую цифру в 480 000. Официант ткнул пальцем, и цифры перепрыгнули на 850 000. Нагнувшись ближе, Ингхэм разглядел, что изготовленный в Чикаго счетчик показывал миллимесы, а знак доллара был сброшен.

Иенсен и Адамс беззаботно болтали. Ингхэм поинтересовался, все ли в порядке в доме Иенсена, и тот ответил, что все осталось на своем месте, если не считать, что о его собаке по-прежнему ничего не известно. Он справлялся о ней у живущих по соседству арабов, с которыми у него приятельские отношения.

Иенсен набросился на еду, словно голодный волк, хотя его манеры за столом оставались безупречными, как всегда. Они ели кебаб по-тунисски и почки на шампурах. Ингхэм заказал вторую бутылку вина. Он заметил, что светловолосая блондинка и ее сын все еще были здесь, хотя большинство постояльцев за время их отсутствия сменилось.

— Абдуллу по-прежнему никто не видел, — в самый разгар их беседы сообщил Адамс.

— Tant mieux [21], — жестко произнес Иенсен.

— О, вы знаете про Абдуллу? — удивился Адамс.

Ингхэм и Иенсен сидели друг против друга. Адамс восседал между ними во главе стола.

— Говард рассказал мне о случившемся.

Ингхэм весь напрягся и пнул Иенсена под столом ногой, но, поскольку в этот момент Адамс посмотрел на него, он не мог быть уверен, что не попал в него вместо Иенсена.

— Да, это произошло прямо у дверей бунгало Говарда. Я думаю, что бедолагу убили, — обращаясь к Иенсену, сказал Адамс.

Иенсен бросил на Адамса удивленный взгляд:

— Ну и что? Одним вором станет меньше в этом городе. С ними такое частенько случается.

— Хм… — Адамс постарался сохранить добродушную улыбку. — Он все же был человеческим существом. Нельзя так просто…

— Насчет этого можно поспорить, — обронил Иенсен. — Чем отличается человеческое существо от всех прочих? Тем, что ходит на двух ногах вместо четырех?

— Ну, не только, — возразил Адамс. — Не забывайте о способности мыслить.

Намазывая очередной кусок хлеба, Иенсен невозмутимо изрек:

— Мне кажется, что Абдулла использовал эту способность исключительно для того, чтобы стащить что-нибудь из чужой собственности.

Адамс выдавил из себя смешок:

— Но от этого он не становится в меньшей степени человеческим существом.

— В меньшей? Почему же нет? Именно так, — отозвался Иенсен.

— Ну, если рассуждать подобным образом, мы примемся убивать всякого, кто нас раздражает, — возразил Адамс. — А это никуда не годится, как говорят англичане.

— Самое замечательное заключается в том, что они постоянно ищут способ прикончить друг друга. Известно ли вам, что Абдулла не отваживался ходить по той маленькой улочке, где живу я? Его сородичи арабы кидали в него камнями. И вы называете это потерей? Этот ходячий мешок со всяким отребьем и… — Иенсен не сразу нашел нужное слово. — И дерьмом, — наконец закончил он.

Ингхэм взглянул на Иенсена, как бы умоляя его не заходить слишком далеко. Иенсен, видимо, и сам это понимал, но Ингхэм почти ощущал через стол, как он закипает от негодования.

— Каждый человек может исправиться, если дать ему шанс начать новую жизнь, — назидательно изрек Адамс.

— Простите меня, но я не доживу до тех дней, а пока я предпочитаю верить своему опыту и своим глазам, — не унимался Иенсен. — Когда я приехал сюда год назад, у меня был с собой неплохой гардероб. У меня были чемоданы, хорошие запонки, мольберт. Я снимал приличный частный домик в Сиди-Бу-Зид, в живописном опрятном местечке с голубыми и белыми домами, — Иенсен махнул в воздухе рукой, — примечательном своими изящными клетками с птицами, своими кофейнями, где вас радушно напоят кофе, и не только из любви к деньгам, где вы не сыщете бутылки спиртного ни в одном магазине. Но они обчистили меня до нитки, унесли даже часть мебели моего хозяина. И все мои полотна. Интересно, на что они им? После всего этого я решил вести жизнь битника — возможно, хоть это убережет меня от очередного ограбления.

— О, как вам не повезло! — с участием воскликнул Адамс. — А ваш пес? Он не охранял дом?

— В то время Хассо находился в ветеринарной лечебнице в Тунисе. Какой-то негодяй выплеснул ему на спину кипяток. Ему было так больно, и я хотел, чтобы больное место заросло шерстью снова. О, не думаю, что эти полукровки посмели бы сунуться в дом, если бы в нем находился Хассо. Они знали, что пес отсутствует.

— Боже мой, — покачал головой Ингхэм. Рассказ Иенсена произвел на него мрачное впечатление. Бесполезно спрашивать художника, нашел ли он тех, кто ограбил его. Этого никто и никогда не узнает.

— Невозможно бороться и плыть против бурного течения, — вздохнул Иенсен. — Приходится уступить, смириться. И все же я в достаточной степени остался человеком, — да, человеком, — чтобы радоваться, когда один из них получает по заслугам. Я имею в виду Абдуллу.

НОЖ выглядел немного подавленным:

— Да. Ну, может, его прикончили парни из отеля. Но… — Адамс посмотрел на Ингхэма: — Но в ту ночь они не покидали своих постелей до того момента, как услышали чей-то крик. Мне кажется, его прибили одним ударом, чем-то тяжелым.

Одним ударом. Ингхэм стиснул зубы и едва заставил себя сдержать удивленное восклицание.

— Может, его зарезал кто-нибудь из собратьев, — усмехнулся Иенсен. — Может, сразу два араба явились грабить один и тот же дом! — Теперь Иенсен сидел развалившись в небрежной позе и, закинув руку за спинку стула, откровенно смеялся. Он смотрел на Адамса.

Адамс выглядел удивленным.

— Что вы об этом знаете? — спросил он. — Вам что-то известно?

— Не думаю, что признался бы, если бы сделал это, — произнес Иенсен. — И знаете почему? Потому что это просто… просто не имеет значения. — С этими словами он взял со стола сигарету и закурил. — Мы рассуждаем о смерти Абдуллы, как если бы он был самим президентом Кеннеди. Не думаю, что его персонa настолько важна.

Его слова заставили Адамса замолчать, но это было молчание обиженного. Иенсен ушел в себя, размышляя о чем-то своем, и когда отвечал на вопросы, то делал это неохотно и односложно. Ингхэм сожалел, что Иенсен обиделся, и, как ему показалось, обиделся на Адамса. К тому же он чувствовал, что Адамс догадывается, что он рассказал Иенсену о той ночи нечто такое, о чем не сказал ему. Адамс также догадался, что Ингхэм разделяет взгляды Иенсена на жизнь, которые, мягко говоря, не соответствовали взглядам НОЖа.