Акведук на миллион - Лев Портной Страница 36

Мы с Репой сидели по ходу движения. Штабс-капитан почесывал за ушами котенка. Розьер мурчал от удовольствия, а на меня бросал исключительно неприязненные взгляды. Боюсь, и я смотрел на весь окружающий мир и котенка в частности отнюдь не ангельским взором. Чоглоков разместился напротив на маленьком диванчике в половину ширины кареты. В левом переднем углу экипажа находилась печурка с выведенной через крышу трубой.

Золотая осень услаждала взгляд, и я немного хандрил. Вот же, думал, выпал случай столь красивый октябрь переживать со случайными попутчиками. Ах, как шуршала листва под сапожками Алессандрины! Каким румянцем горели ее щеки на свежем предзимнем воздухе! А меня куда-то несло в компании с пышным отставным штабс-капитаном и слащавым надворным советником… Не с вами, не с вами, господа, я мечтал разделить осеннее очарование — с графиней, с Алессандриной. Ах, почему она не поехала с нами?..

Мысли перескочили на несчастных убитых. Чем больше я думал об этом случае, тем глубже уверялся, что Рябченко и почтовый комиссар стали жертвами не грабителя, а нанятого убийцы. И их смерть оказалась в одном ряду со смертью неизвестного на Моховой. Тяжкое чувство вины не отпускало меня. Присвоив личину Рябченко, я допустил святотатство. Все-таки какой-никакой, а был человек. Со своими слабостями, конечно, но ведь он кого-то любил, а кто-то любил его. Вот и дядя его Михаил Федотович опекал, как мог, племянника. А теперь Петруша убит и брошен на почтовой станции, и никто из близких не знает о его участи…

Между прочим, ежели не изобличу в считаные дни заговорщиков, пожалуй, именно меня повесят за эти преступления.

Яков весь путь балагурил. А я не решался рассказать о случившемся в Тосне. Штабс-капитан не одобрил бы бегства, — а как еще расценивать мой поступок? Обнаружив трупы, я предпочел скрыться вместо того, чтобы сделать то, что должен сделать в такой ситуации человек, гражданин, христианин, в конце концов. И ответственность за принятое решение не хотелось делить с ни в чем не повинным штабс-капитаном.

Останься мы разбираться, пришлось бы объяснять господину Чоглокову, что я вовсе не Рябченко, а самозванец, и весь мой план пошел бы прахом.

С другой стороны, чем дольше я откладывал разговор со штабс-капитаном, тем меньше мог рассчитывать на его доверие в будущем. А его поддержка могла ох как понадобиться!

Интересно, что будет, когда замышлявшие убийство злодеи увидят жертву живой и невредимой? Наверняка пошлют новых душегубцев, и находящийся рядом Яков окажется в смертельной опасности.

Размышляя об убийствах, я пришел к выводу, что в деле участвовали разные партии. Безусловно, Чоглоков не знал о том, что петербургского ревизора убьют. Иначе стал бы он тратить деньги на подкуп!

На одной из станций я изучил документы, к сожалению, изрядно вымазанные кровью. Выяснилось, что коллежский секретарь Рябченко состоит на службе чиновником особых поручений при министре финансов. Я приосанился и взглянул в зеркало, примериваясь: каково это — относиться к десятому классу Табели о рангах? Однако плечи мои быстро поникли: все же служить товарищем министра, как Поло, куда завиднее.

Я старался следить за анекдотами штабс-капитана Репы. Время за его рассказами летело быстрее и куда приятнее, нежели за моими размышлениями.

Последнюю остановку мы сделали возле Петровского путевого дворца.

— Прямо-таки торт со взбитыми сливками, — язвительно промолвил Яков.

— Смешение стилей, — с серьезным видом откликнулся Чоглоков. — Мавританское зодчество с готикой. Здесь останавливался государь по пути в Москву…

— Знаем-знаем, не умничай, Федя, — махнул я рукой.

— Кстати, господа. — Он поднял палец, показывая этим жестом, будто ему в голову пришло нечто стоящее. — А почему вам не остановиться во дворце генерал-губернатора?

— Неужто ты всех желающих разместить там можешь? — спросил я. — Ладно, поехали, на месте разберемся.

Вскоре перед нами поднялся черно-белый с оранжевыми обводами шлагбаум Тверской заставы — мы приехали в Москву.