Уж эти мне мужчины - Ирина Волкова Страница 36

Рафик обиделся.

— Как не помнить! — гордо воскликнул он. — Весь род Шакбараев голова на плечах иметь. Кнопка давить, номер набирать, говорить. Это и яловый овца понимать!

— Молодец! — сдался Блоходавов. — Ты помнишь все, что сказал тебе Папа Сочинский?

— Я все знает, — успокоил его Рафик. — Мой отец Степан Кашкин спасать, двести пятьдесят тысяч доллар получать, хороший новый дом покупать. Рафик не подводить.

— Молодец, сынок, — устало вздохнул помощник Папы Сочинского. — Теперь остается только надеяться, что Рафик не подводить.

— Этого ублюдка нигде нет, — заревел Костолом, с размаху грохая кулаком по столу. — Он сбежал! Швейцар сказал, что видел, как тот выходил из ресторана около получаса назад.

Звякнули подпрыгнувшие от удара тарелки, вилки и ножи. Мириам испуганно вжалась в стул, но глаза ее светились восхищением.

— Кто сбежал? Ты имеешь в виду Хосе Мануэля? — с типично немецким флегматизмом уточнил Гисберт.

— А кого еще я могу иметь в виду? — с убийственным сарказмом поинтересовался Гарик.

Его сарказм не произвел впечатления на немецкого журналиста.

— Интересно, зачем он сбежал? — так же флегматично спросил Гисберт, обращаясь в пространство.

— Да это же очевидно! — фыркнула Мириам. — Уверена, что он помчался искать эту бабенку. Наверняка заранее договорился с ней о встрече.

— Странно, — заметил Гисберт. — Я довольно хорошо знаю Хосе Мануэля и до сих пор не замечал за ним ничего подобного. Как и для любого хорошего журналиста, дело всегда для него было на первом месте. Я не верю, что он мог просто так бросить расследование исчезновения маркиза де Арнельи, чтобы помчаться за первой попавшейся юбкой.

— Вы слишком хорошего мнения о Чеме, — возмущенно фыркнула модель. — Поверьте мне, уж я-то его знаю как облупленного.

— Ладно, — мрачно сказал Костолом. — Рано или поздно он вернется в гостиницу. А уж тогда я с ним поговорю и выясню, куда и зачем он исчезал. Я тоже не думаю, что тут дело в женщине.

— Зря ты это сделал, — укоризненно покачал головой Джокер. — Не стоило открываться этому журналисту, а тем более приглашать его сюда. Наше положение и без того слишком опасно, а ты еще одного совершенно постороннего человека в дело втягиваешь. А вдруг он в милицию настучит?

— Ты что! — возмутился Альберто. — Да я Чему сто лет знаю! Мы с ним вместе в Сорбонне учились.

— В том-то и дело, что в Сорбонне. Именно это меня и беспокоит, — мрачно заметил Джокер.

— Кончай свои идиотские инсинуации, — неожиданно вспылил маркиз. — Я, конечно, понимаю, что для вас, русских, тюрьма — лучший университет жизни, но в Европе люди тоже научились неплохо выживать с несколько менее романтичным высшим образованием. Чема бывал почти во всех горячих точках планеты, он прекрасный журналист, и на него, как и на твоего сочинского крестного отца, тоже можно положиться. Порядочные люди встречаются не только среди преступников.

— Ну ладно, не заводись, — примирительно махнул рукой Джокер. — Не будем вступать в международные конфликты, тем более что мы уже почти родственники.

— Родственники, как же, размечтался, — фыркнула Маша. — Да я недели не пробыла с тобой, а уже превратилась в трансвестита и занимаюсь тем, что соблазняю жирного и уродливого извращенца-мафиози. С меня хватит. Я просто хотела спокойной жизни, в которой есть электричество и горячая вода.

— Зато благодаря мне ты нашла брата-маркиза, — заметил Вася. — Настоящий испанский маркиз в родственниках — это тебе не жук начихал.

— А при чем тут жук и почему он чихает? — заинтересовался Альберто.

— Не обращай внимания, — махнула рукой Маша. — Это все издержки тюремного образования.

Маркиз насторожился.

— Кажется, подъехала машина, — сказал он, осторожно приподнимая край занавески и выглядывая наружу. — Точно, такси. Это Хосе Мануэль.

Дождавшись, когда такси отъехало, журналист огляделся по сторонам в поисках двери.

— Чема! Сюда! — тихо позвал вынырнувший из темноты двора Альберто.

Сердце Рябого бешено колотилось. Он знал, что смертный приговор, обещанный ему Генсеком, не был пустой угрозой. И вот ему улыбнулась удача. Он подозревал, что этот испанский журналист выведет его на маркиза, и оказался прав. Все оказалось проще простого — проследить за журналистом в ресторане, затем незаметно пристроиться к пойманному тем такси, затормозить в соседнем переулочке и тихо подкрасться в темноте неосвещенных улиц. Женщина, которая позвала журналиста, говорила по-испански и, что было гораздо интереснее, говорила мужским голосом. Если бы Рябой мог, он бы расцеловал сам себя. Выждав несколько минут, Рябой бесшумно подкрался к окну, уголок которого был неплотно прикрыт немного отогнувшейся занавеской, и, затаив дыхание, принялся наблюдать.

Джип Стрелка свернул с каменистой горной дороги и, взметнув колесами фонтанчики сосновых иголок, затормозил в укрытии за скалой. Стрелок накинул на машину маскировочную сеть и, вскинув на плечо небольшой рюкзак, отправился в горы.

— Я изуродую этого подонка. Я убью его. Я разрежу его на куски и скормлю шакалам, — восклицал Махмуд Дарасаев, яростно меряя шагами небольшую каменистую площадку, укрытую между скал. — Да как они посмели обмануть меня, Волка! Эти шелудивые гиены прикарманивали мои миллионы, а сами смеялись за моей спиной! Но теперь все. Теперь этому пришел конец. Волк выходит на тропу войны. Волк отомстит. Волк еще умоет вас кровью.

— Кому это ты собираешься мстить? — поинтересовался Стрелок, бесшумно появляясь из-за скалы.

Волк вздрогнул и, обернувшись к Дмитрию Сергеевичу, хищно оскалил зубы.

— Тэбэ, дарагой! — с нарочито утрированным кавказским акцентом рявкнул он.

По знаку Дарасаева из укрытий, щелкая затворами, выскочили несколько чеченцев и с гортанными криками нацелили автоматы в грудь Борисова.

— Очень эффектная сцена, — оценил ситуацию Стрелок. — Может быть, теперь ты объяснишь мне, в чем дело?

— Я задам тебе только один вопрос, дарагой, — яростно чеканя слова, произнес Махмуд. — И если ты ответишь неправильно, мои люди пристрелят тебя на месте. Так какую сумму выкупа Генсек собирается получить с Серого Кардинала?

Дмитрий Сергеевич ухмыльнулся и, достав из кармана сигареты, неторопливо закурил.

— Именно об этом я и собирался с тобой поговорить, — сказал он.

— Прежде всего ты должен мне поклясться, что все, что я расскажу тебе, останется строго между нами, — твердо сказал Альберто по-испански.

— Говори по-английски, — потребовала Маша. — Мы и так в ужасном положении, и я не допущу, чтобы вы о чем-то там секретничали за моей спиной.

— Но я же журналист, — не обращая внимания на Машин протест, заныл Чема. — Нутром чую, что здесь дело пахнет потрясающим материалом. Ты-то у нас маркиз, а мне ведь карьеру делать надо. Неужели ты собираешься подложить мне такую свинью? Ведь все равно журналисты других агентств рано или поздно разнюхают о тебе всю подноготную. Так почему я не могу быть первым?