Расплата - Оливье Норек Страница 36

– Мейер, Модис, Солал. Они были знакомы раньше?

– На данном этапе мы многого не знаем. Мы, конечно, проведем расследование. Но, откровенно говоря, Мейер делала только ту работу, о которой я ее просил. Составить профиль Солала, влезть в его голову, сблизиться с ним, найти слабые места и в идеале заставить его перестать убивать.

– И вы верите в эту историю с манипуляцией?

– Не особенно, – признался шеф. – Но мое мнение сегодня не более ценно, чем пятифранковая монета. Через два дня меня даже не будет в Париже. Благодаря схемам Солала мы обнаружили Сесилию Варан на пляже в Нормандии. Упала с высоты в тридцать метров, обезвожена, глубокая рана на руке, но жива. Теперь мы сами выбираем, во что верить. Кого хотела спасти Мейер? Солала или Варан? В любом случае, если с Мейер снимут подозрения, выиграют все, так?

– Это неплохой выход, и я тоже думаю, что мы должны воспользоваться им и снять все обвинения. Нам хватит и суда над Солалом. Это будет грандиозная бойня. Есть риск, что начнутся демонстрации.

Нет уж, лучше думать о свежих сосновых иголках, устилающих землю в саду. Когда их собираешь, на пальцах еще долго остается липкая смола. Феликс решил сбросить с себя это дело, как громоздкое пальто.

– Мой заместитель наверняка уже отгладил костюм и навел красоту перед зеркалом, чтобы занять мое место. Но я передам ему ваши опасения.

Де Местр поздновато сообразил, что имеет дело с человеком, которому придется пережить худший в мире конец карьеры, и рассердился на себя за отсутствие чуткости.

– Не такого финала вы ожидали, мой друг.

– Финал сулил быть более счастливым. Не таким постыдным. Но я не виню ни Мейер, ни, по сути, даже Солала. Я согласился на заказное убийство, а когда принимаешь заказ, принимаешь ответственность за его последствия. Сорок лет верной службы, и что? Мой поклон в конце спектакля освистали.

Не привыкший сетовать на судьбу, шеф быстро взял себя в руки.

– Где сейчас находится Солал?

– После формальной явки к судье по свободам и содержанию под стражей ^[68] он будет немедленно переведен в следственный изолятор, ожидать процесс.

– Одиночная камера?

– Какая же еще, друг мой? Если нашим джихадистам удается вербовать свою паству в четырех стенах, представьте, чего может добиться Солал.

– А Мейер?

– Раз уж мы пришли к согласию, я освобождаю ее из-под стражи. Вызову потом, чтобы предоставить статус свидетеля. В качестве меры предосторожности она не будет участвовать в расследовании или профайлинге, пока дело не обретет некоторую ясность. Мой секретарь сообщит Герда и Атталу о ситуации с их клиентами. А теперь нам пора хорошенько отдохнуть.

Феликс посмотрел на часы и представил одинокий вечер в своей парижской квартире. Его расстроенный вид не ускользнул от судьи.

– Как насчет отличного ресторана? Я приглашаю.

– Лучше небольшой паб.

– Замечательно. До скорого.

25

Адвокатское бюро «Восьмой элемент».

9:00

Шахматная партия официально началась. С Солалом у адвокатского бюро «Восьмой элемент» была только одна пешка, остальную же часть доски занимали фигуры противника. Шансы на успех были явно не на стороне адвокатов, но что с того, ведь битва обещала быть феерической.

Фабьен Аттал перебрал все возможные уловки и грязные трюки, с которыми им придется столкнуться на минном поле.

– Наше преимущество – народное жюри ^[69]. Половина страны на стороне «Гринвара», и опросы среди простых французов показывают, что его поддерживают восемьдесят процентов.

– И все же именно эти люди блокировали страну демонстрациями из-за повышения цен на бензин всего на несколько евроцентов. Я не думал, что они такие сторонники экологии.

– Когда люди бедны настолько, что им важны эти несколько евроцентов, экология у них не на первом месте. Но история о соринке и бревне в глазу – это очень человеческий парадокс. Мы ругаем «Тоталь», когда заправляем машину. Мы все одинаковы.

Чтобы подготовиться к любому развитию событий, Лоренцо Герда решил разложить по полочкам все, на что надеялся его коллега.

– Хорошо. Если ты рассматриваешь народное жюри как плюс, то ты должен понимать, каким образом противник попытается перетянуть его на свою сторону.

Правила были понятны, и Аттал стал ему подыгрывать:

– Верно. Они могут отправить дело в уголовный суд. Там среди присяжных только мировые судьи. Их будет труднее убедить. Они привыкли исполнять закон, даже если мотивом преступника является правое дело. «Dura lex, sed lex» ^[70].

– Ты знаешь мою любовь к латыни, но устав уголовного суда неизменен, и они ведут только те процессы, где срок заключения не может превышать двадцати лет. Солал обвиняется в двойном похищении, удержании двух заложников и убийстве, так что обвинение очень серьезное. Дальше.

– В специальном суде присяжных ^[71] также нет народного жюри, но он рассматривает только дела о терроризме.

– Идеально. Представь, как нас можно выставить террористами. И начни с основ, пожалуйста.

Как прилежный ученик, Аттал вспомнил лекции на юрфаке и безошибочно выдал определение:

– «Террористический акт – это любое индивидуальное или коллективное действие, направленное на серьезное нарушение общественного порядка путем запугивания или террора».

– А теперь парируй.

– «Гринвар» – это группа, единственная заявленная цель которой – заставить крупные корпорации двигаться к переходу на зеленое топливо, что, несомненно, имеет решающее значение для выживания людей и животных. «Гринвар» просил не выкуп, а залог. «Гринвар» всегда давал жертвам выбор, но деньги оказывались дороже жизни для их же собственных компаний. Солал не закладывал бомбы, убивающие всех без разбора, и не совершал случайных преступлений. Его цели конкретны, и он никогда не угрожал простым гражданам. Тот факт, что бо́льшая часть народа на его стороне, сводит на нет любые предположения о запугивании или терроре. Наконец, кроме того, что он взбудоражил социальные сети, нарушений общественного порядка выявлено не было.