Игра с огнем - Мария Жукова-Гладкова Страница 36

И ведь на поминках по деду Яна отказалась от завещанных бабушке машин, когда та предложила их ей. Яна использовала слово «рухлядь». Я точно это помнила! «Да зачем мне эта рухлядь? Я не могу ездить на таких машинах!» – говорила тогда моя сестрица. И кипела от возмущения, что кто-то посмел ей предложить машины, на одной из которых ездил еще прадедушка. Или хорошие машины были зарегистрированы не на Яну? Раз и клиника не на нее оформлена. Чем занимаются мои родственники?! Какие темные делишки прокручивают?

– И где сейчас машины моей сестры? – спросила я у Андрея.

Он сказал, что после серьезного ДТП машину обычно выгоднее сдать на запчасти, чем ремонтировать. В зарубежных фильмах любят показывать автосвалки, где имеются специальные прессы. Машины прессуют и отправляют на переплавку. У нас положение дел несколько иное. Скорее всего, из обеих машин моей сестры были извлечены детали, которые еще можно использовать, а оставшееся было отправлено в пункт приема металлолома.

– Она попадала в аварии или нет?

– Попадала. Четыре зафиксированных случая. Реально могло быть больше. Но все случаи без участия других машин и людей.

– Слава сломал руку!

– Слава был ее женихом или другом, в общем, близким человеком и судиться с ней явно не собирался, и требовать компенсацию не собирался.

Андрей пояснил, что если человек сам повредил собственную машину и только машину, то вызывать или не вызвать ГИБДД определяется условиями договора страхования – если у вас КАСКО. А если ОСАГО, то подобное происшествие не покрывается вообще, потому что ОСАГО возмещает вред только потерпевшей стороне. По КАСКО может быть полное возмещение ущерба, может быть выборочное. В каждом договоре условия получения страхового возмещения без сотрудников ГИБДД прописаны индивидуально. Если вы наехали на препятствие и даже не нанесли ущерба препятствию, то желательно вызывать. Можно все сфотографировать и оформить на ближайшем стационарном посту. Ради страховки! Обязательно нужно вызывать ГИБДД, если повреждения нанесены препятствию – шлагбауму, столбу, забору, автобусной остановке, дому, то есть имуществу третьих лиц. Оставление места ДТП в таком случае – это административное правонарушение, и оно может привести к лишению прав от года до полутора лет.

Яна, по слова Андрея, во всех случаях врезалась в какие-то заборы на окраине города или после выезда из города. И это были заборы каких-то промышленных зон или объектов, иногда заброшенных, или свалок. У Андрея были записаны все адреса, и он не понимал, что моя сестра вообще делала в тех местах. Андрей достал планшет и показал мне месторасположение этих объектов. В местах всех аварий с участием Яны отсутствовали камеры видеонаблюдения. И мы в Интернете не смогли даже посмотреть ни одно место ее аварии! Фотографии пары объектов имелись, но с другой стороны.

Одно место было свалкой и местом приема металлолома, куда в дальнейшем могла отправиться Янина машина. Авария с доставкой, так сказать, к месту дальнейшей утилизации. Другое место было заброшенной фабрикой, где трудились мигранты в двух подпольных (буквально и не буквально) цехах. Там же и жили. Соответствующие органы уже неоднократно проводили рейды и на этой фабрике, и на других подобных заброшенных объектах, но мигранты там появляются вновь и вновь. Это бесконечный процесс – выдворяй не выдворяй, они все равно возвращаются. Два других объекта были подобного плана – заброшенные промышленные зоны, одна из них со стихийно образовавшейся свалкой, другая – с остатками бараков, которые бы очень подошли как декорации к какому-нибудь фильму о предреволюционных годах (в смысле – назревании революционной ситуации к тысяча девятьсот семнадцатому году). В таких бараках жили рабочие, а потом получилось, что низы не хотят жить как прежде (читайте «Маевку революционного пролетариата» В. И. Ленина). Но ведь стоят бараки! Сто лет после революции простояли. Хотя если в них и работает кто-то в настоящее время, то это нелегальные цеха. Может, живут бомжи или мигранты.

Андрей сказал, что не знает, требовали ли собственники с Яны какую-то компенсацию. Скорее всего нет, чтобы не привлекать внимания к себе самим. Возможно, руководителями являются номинальные директора из тех же бомжей.

– Она нанесла им серьезный ущерб?

– Она в первую очередь наносила ущерб своим автомобилям и показывала, какой она дерьмовый водитель. Не смогла развернуться, вписаться в поворот… Повалила секцию забора, потом ворота повисли на одной петле. Хотя, может, и до нее уже держались на соплях. Но твоя сестра ни разу не попадала в аварии в городе. Она не разбила ни одну чужую машину – если не считать последнюю аварию, с которой теперь неясно вообще ничего. Она зачем-то била рухлядь у объектов, где ей на первый взгляд было нечего делать.

Андрей сказал, что поделился информацией с другом Серегой, и у них обоих мелькнула одинаковая мысль: наркотики.

– Яна была под кайфом?!

– Насчет Яны не знаю, но на эти объекты она могла ездить за наркотиками. Или, наоборот, возить туда наркотики. Может, она что-то из водорослей вырабатывает? Аня, я не знаю, что можно сделать из водорослей. В этом твои родственники-врачи лучше разбираются. Но, наверное, можно какую-то дурь «смастерить». У нее своя клиника, хорошее прикрытие – омоложение с экстрактами из водорослей или с самими водорослями, а на самом деле там может производиться что угодно. Для производства дури достаточно небольшого помещения. У нее же, кажется, еще есть «плантация»? И она, например, могла испытывать товар на мигрантах. Может, гастарбайтеры работали по ее заказу. Она вывела какую-то формулу, а они в заброшенных цехах что-то смешивали. Может, и изготовляли, и потребляли. Вот тебе и исследования.

– Может, они там бомбы делали? – спросила я от балды. – Зачем смешивать наркотики в заброшенном цехе? А вот то, что может взорваться…

– Это даже более вероятно, – кивнул Андрюша. – Молодец!

Потом Андрей рассказал, что поговорил с коллегой, который оформлял предпоследнее ДТП с участием Яниной рухляди. Удивительно, но он вспомнил тот случай. Холеная дамочка говорила, что решила срезать путь, и рыдала. Его там на самом деле можно срезать, но ехать следовало по другой дороге. А она ошиблась, заехала не туда и врезалась в забор. Дамочка была абсолютно трезва, но «блондинка», как выразился коллега. На место быстро приехал дамочкин папа, оказавшийся известным в городе врачом, всех обаял, забрал дочурку в салон своего автомобиля, а дочуркину рухлядь прицепил тросом к своему внедорожнику. Сотрудникам ГИБДД, спросившим, почему дочурка на такой машине ездит, папа ответил, что ему просто жалко тратить деньги на то, что все равно будет разбито.

– А что с последней аварией? – спросила я. – Там тоже что-то не то? Там не было забора, промышленной зоны, свалки. Там было голое загородное шоссе!

– Помнишь пожилую пару? Они погибли на месте.

Я кивнула. Во время последней Яночкиной аварии погибли люди – мать мальчика, отец которого потом хотел получить с меня деньги, перепутав с Яной, и мужчина с женщиной, выезжавшие с боковой дороги. Насколько я помнила, Яна за рулем Славиной машины впилилась в бок автомобиля пожилой пары, или они, наоборот, ударились в место, где сидел Слава, супругов отбросило на встречку, и там они врезались в машину, в которой ехали мама с мальчиком.