Безумство Мазарини - Мишель Бюсси Страница 36

Четверг, 17 августа 2000, 15:03

Дорога, ведущая к цитадели, остров Морнезе

Я никогда особенно спортом не увлекался, однако в тот день побил все свои рекорды. Пьяница не успел ни прикоснуться ко мне, ни произнести хоть слово, а я уже бежал, забыв обо всем на свете. «Судя по виду этого зомби, — думал я, — ему меня не догнать, быстро выдохнется…»

Лишь бы только у него не оказалось в кармане пистолета или чего-то такого.

Я мчался и мчался. Спина взмокла, высокая трава хлестала по ногам, наверняка исцарапаны до крови, но взглянуть я не решался.

Никогда в жизни у меня так не колотилось сердце. Я слишком резко рванул с места и понимал, что не выдержу такого темпа. Я сглупил. Сейчас сломаюсь, рухну, и он меня настигнет. Я не бегал по меньшей мере год, однако ноги каким-то чудом пока что несли вперед. Надолго ли их хватит? Главное — не оглядываться.

Бежать.

Он все еще гонится за мной?

Добежать до шоссе.

Шоссе?

Да!

Наконец-то, осталось метров двести. Теперь я не мог сдаться.

Я снова слышал автомобильные гудки, крики, шум. Ноги были как чужие, и боли я уже не чувствовал.

Не оборачиваться. Выскочить на асфальт. Очутиться среди машин, которые вдруг показались мне спасательным кругом.

Машины на шоссе не двигались.

Разогнавшись, я на глазах у изумленных водителей, не сбавляя скорости, перебежал шоссе, еще наддал и уже на той стороне, отделенный от преследователя стеной автомобилей, битком набитых добропорядочными отцами семейств, готовыми меня защитить, рухнул без сил.

Меня вывернуло пивом с лимонадом, латуком и ветчиной. Хорошо, что не прельстился дарами моря. Девочка лет шести, уткнувшись носом в стекло родительской «ауди-80», смотрела с таким интересом, что мне стало не по себе. Пробка была мертвой. Я вытерся бумажным платком. Девочка не отводила взгляда.

Преследователя видно не было, я все-таки оторвался.

Кто этот урод? Беглец Валерино?

Надо бы обратиться в полицию. Или нет? Зачем напрашиваться на неприятности?

Я тащился вдоль дороги, которая вела к крепости. Вереница машин едва ползла мне навстречу, все направлялись к переправе, чтобы отплыть на континент.

Даже солнце, будто желая усилить тоскливое впечатление от бегства отдыхающих, покинуло небо, и серые грозовые тучи затянули его до самого горизонта. За то время, что я провел на Морнезе, такое случилось впервые. Ветер не утихал, холодя мокрую от пота спину.

Я понемногу пришел в себя. Возможно, пьяница и не имел ничего общего с беглецом. Он ничего плохого мне не сделал, не напал, а может, и не гнался вовсе.

Вот и кладбище. Высокая ограда тянулась вдоль дороги на сотню метров, и меня успокаивало, что машины так близко. Я и среди могил не буду совсем один.

Я вошел, толкнув калитку, которая заскрипела, как в плохом ужастике.

Мои надежды не сбылись, дорога из-за высокой кладбищенской стены была не видна. Я неуверенно сделал несколько шагов. Даже уличный шум растворился в странной безмолвной атмосфере мрачного места. Я огляделся — никого, ни одного человека. Если бродяга тоже пробрался на кладбище, то я в ловушке. Никто ничего не увидит, никто по ту сторону стены не догадается, что происходит на кладбище. Мне не спастись. Меня охватил страх.

Но калитку я закрыл плотно, она не скрипела, я бы точно услышал, значит, никто не входил. Да и зачем бы этому типу тащиться за мной?

Кладбище было не таким уж огромным, но я не имел ни малейшего понятия, где искать могилу (или могилы?) моих родителей, и решил быстро обойти его.

Солнце скрылось, небо хмурилось, и оттого некрополь выглядел еще более угрюмым. Кто угодно мог притаиться в полумраке за двумя большими тисами или самыми высокими памятниками.

Меня сразу заворожили даты. Я подумал, что на могилах никогда не пишут, в каком возрасте умер человек, а все принимаются подсчитывать.

У каждого надгробия я машинально вычитал год рождения из года смерти.

Восемьдесят три.

Шестьдесят семь.

Когда разница оказывалась меньше шестидесяти, мне представлялась трагедия. Оборвавшаяся жизнь, смятение оставшихся. Впрочем, эти могилы, которые я мысленно называл «до шестидесяти», как правило, были самыми ухоженными.

А могила моих родителей?

Кто за ней ухаживал? Няня?

Во всяком случае, не Тьерри с Брижит. Они разве что платили кому-нибудь из островитян, но я никогда не слышал разговоров об этом.

В следующем ряду оказались дети. Тесные клетки, меньше метра, из ржавых кованых решеток.

Четыре года. Шесть лет. Год. Три месяца.

Иногда фотографии. Я поеживался, мокрая спина стыла.

Мне не случалось видеть более страшного зрелища, чем эти оградки. И я вдруг осознал, что прежде никогда не бывал на кладбище.

Надо побыстрее найти могилу родителей.

Я попытался сосредоточиться, но страх сковал все внутри. Тогда я решил действовать разумнее, стал просто читать имена и постепенно успокоился. Мимо табличек «Бабушке» или «Дедушке» проходил, в имена уже не вчитываясь.

Меня словно подхватил какой-то странный вихрь. Я все быстрее читал имена умерших мужчин и женщин, как будто вознамерился побить некий погребальный рекорд. Мелькнула идиотская мысль: почему могилы не располагают в алфавитном порядке? Или в хронологическом?

Зачем устраивать такую неразбериху?

Ничего похожего на имена родителей я не находил и тревожился все сильнее, потому что прошел уже почти три четверти кладбища.

Что, если проглядел могилу?

Или ее тут вовсе нет?

Я много раз слышал от бабушки Мадлен, что папа с мамой похоронены здесь. Но это было так давно.

А может, она лгала?

Но тот газетчик тоже сказал, что могила моего отца здесь. А вдруг на острове не одно кладбище?

Я брел меж рядами могил, теряя остатки надежды. Ведь если за могилой никто не ухаживал, то место могли отдать кому-то другому. Это казалось логичным. Однако на кладбище попадались очень старые захоронения, за которыми никто не смотрел, а за десять лет могила моих родителей не могла обветшать до такого же состояния, как довоенные.

Еще одна аллея.

Осталось всего несколько камней.