Оскар за убойную роль - Анна и Сергей Литвиновы Страница 35

– Не раскисай, – попросил Кирилл. – Будем надеяться, что до спецколонии не дойдет.

– Обещаешь? – вырвалось у Тани.

Он сделал движение, словно хотел ее обнять, и она (сама не поняла почему) сделала движение ему навстречу… Но, впрочем, оба тут же взяли себя в руки и замерли на полдороге, удивленно глядя друг на друга.

«Наваждение какое-то», – растерянно подумала Таня, вглядываясь в обрамленные морщинками глаза Кирилла. А тот вдруг потупился – смущенно, словно мальчишка, а потом сказал – строго, как истинный строгий врач:

– Все, Татьяна. Закрываем дискуссию. Меня на работе уже потеряли. Доставай тормозуху и пошли открывать замок. И уезжай ты отсюда ради бога!

* * *

Таня выехала из больницы в половине второго ночи. Ржавые ворота, оказалось, выходили прямо во двор обычного жилого дома, ну а оттуда можно было вырулить прямо на улицу Металлургов, в километре от Таниного дома.

Казалось бы, логично: быстрее домой, горячий душ, прохладная постель, откинуться на подушках и забыть сегодняшний день, как кошмарный сон, – хотя бы на несколько часов.

Но домой, на покой и подушки, почему-то не тянуло.

Отъехав от больницы метров на пятьсот, Таня остановила «Тойоту», заглушила двигатель и задумалась. Как все странно… По идее, сейчас, когда все уже позади, у нее должна начаться истерика. Ей полагается закрыть глаза – и заново переживать кошмар, в который превратился сегодняшний день. Сначала перекошенный от ярости депутат Брячихин… Вот он орет на них с Теплицыным… Чашка с недопитым кофе летит шефу в холеную физиономию… Потом сам Андрей Федорович увольняет ее иезуитски-вежливым голосом… А затем – дорога домой, темная тень, удар, и по лобовому стеклу расплывается лицо злосчастного наркомана, а дальше следует глухой «чмок» под колесами…

И если бы знать, что этот ужасный день закончился и завтра все будет хорошо! Но ведь, увы, дальше все пойдет только хуже. Таня не очень-то верила, что доктору Кириллу удастся замять это дело, – так что, скорей всего, очень скоро ее ждут милиция, допросы, угрозы, возможно – тюремная камера…

Но вот что удивительно: Таня не ощущала ни страха, ни тревоги. И особых угрызений совести тоже не было – ведь врач объяснил ей, что она ни в чем не виновата: парень бросился под колеса с «нагероиненных глаз»… А самое странное – из головы никак не шел Кирилл. Его глаза в рамках морщинок, его тонкие пальцы со связкой больничных ключей…

«Фу, ерунда какая! – одернула себя Таня. – Ну случился у человека порыв благотворительности. Ну решил он меня поддержать и утешить. И что? С кем не бывает? Я тоже один раз тысячу рублей в детский дом перевела… Дальше-то что? Да этот Кирилл про меня завтра и не вспомнит! Все, хватит мозги засорять… И вообще: надо наконец позвонить Валере. Сколько можно оттягивать? Моя машина, наверное, уже в розыске. В любой момент могут остановить. И получится: менты меня загребут, и придется ему из отделения звонить!»

Таня снова набрала номер отчима. Вот чешуя: мобильник снова выключен или вне зоны. А дома – длинные гудки. Ну, ладно: на мобильнике могли просто деньги кончиться, его и отключили. Но что тогда с домашним телефоном случилось? Сломался? Звонить в бюро ремонта? Хотя вряд ли бюро ремонта функционирует глухой ночью, да и как туда звонить? Пока выяснишь номер, все деньги на сотовом кончатся… Просто поехать к отчиму домой? Тоже не лучшая идея: живет Валера на другом конце города, время близится к двум, а ночью гаишники намного ретивее, чем днем. Вдруг углядят побитую «Тойоту» и прижмут Таню к ногтю?

Может, позвонить Максу? В конце концов, Макс у нее – палочка-выручалочка. Пусть приезжает. С ним и посоветоваться можно, и довериться ему, и просто поболтать… Вообще-то и секс ей тоже не помешает – после таких-то переживаний!

Времени, правда, почти два ночи. А Максу на работу, кажется, к девяти утра. Стоит ли человека дергать? Хотя Макс на то и Макс, чтобы всегда быть под рукой. Правда, тут другой вопрос возникает: не слишком ли много она на него вываливает? Не надоест ли ему, что подруга без перерыва ноет, жалуется и ревет на его плече? Только позавчера она весь вечер плакалась из-за пропавшего документа и подлецов-коллег, а Макс ее терпеливо утешал. А сегодня новая проблема, еще хлеще. И Максу снова придется называть ее «бедной девочкой» и ласково поглаживать по волосам… А потом, Макс – он же очень логичный, все по полочкам умеет раскладывать. Вдруг он выстроит такую цепочку: сбила человека – уехала с места аварии – исчезла? И начнет уговаривать, чтобы она сама в милицию пошла – тем самым смягчила свою вину? Ясное дело, не уговорит – в милицию по доброй воле Таня никогда не сунется, но зачем же тогда вызывать Макса, если придется с ним спорить?

И тогда Таня решила: сейчас она поедет домой. Если там ее уже ждут менты – пусть. Значит, не повезло. Она признает свою вину и поедет с ними. Ну а коли до милиции ее подвиги еще не дошли – она просто, как советовал доктор Кирилл, примет душ и попробует выспаться. А с проблемами начнет справляться уже завтра, на свежую голову.

Так Таня и поступила.

Поставила раненую «тойоточку» у дома и походкой, в которой оставалось еще пять граммов бодрости, подошла к подъезду. Никакой засады ни в подъезде, ни возле квартиры не обнаружилось.

Таня спокойно прошла в комнату, в своем стиле – разбрасывая шмотки по квартире – разделась, быстренько сбегала в душ, нырнула в постель и, вопреки ожиданиям, мгновенно уснула.

В то же самое время.

Валерий Петрович

Валерий Петрович не отвечал вечером на Танины отчаянные звонки, потому что у него имелась на то самая что ни на есть уважительная причина.

Он, разумеется, обнаружил, что в «Курьере» опубликован документ – тот самый, пропавший из Танюшкиного сейфа. Опубликован почти стотысячным тиражом, с добавлением фотографий и комментариев. Это сильно меняло дело, поэтому уже через несколько минут Валерий Петрович набирал давно известный ему номер. А в шесть вечера повязал красивый галстук в желто-синюю полоску, надел летний костюм, только что из химчистки, и перед тем, как нырнуть в метро, купил в киоске букет из девяти желтых тюльпанов. В семь он уже сидел в «Якитории» на Белорусской, и официантка-кореянка принесла ему вазочку под цветы. В четверть восьмого в ресторане появилась особа, которую он ждал.

То была маленькая, хрупкая женщина лет сорока пяти с волевым лицом, одетая по-деловому. Большими, мужскими шагами она подошла к Валериному столику. Ходасевич встал. Она протянула ему руку. Он согнулся и поцеловал ее.

– О, цветуёчки! – сказала она, присаживаясь за стол. – Это мне?

– Тебе, Леночка, тебе.

– Как это мило. Аб-бажаю цветочки. Ты совсем не изменился.

– А ты только похорошела.

– Говори, говори. Комплименты я тоже аб-бажаю. Сколько мы не виделись?

– По-моему, с самого Брюсселя.

– Да, уже лет десять. Ты по-прежнему служишь?

– Нет, давно на пенсии, – покачал головой Ходасевич. И утвердительно произнес: – А ты успешно делаешь карьеру.