Аватар судьбы - Анна и Сергей Литвиновы Страница 35

Прогулка с начальником по парку, средь начинавших желтеть деревьев, означала разговор полностью откровенный, без умолчаний и купюр. Они встретились, и в первый момент Варя даже поразилась: бедный полковник выглядел далеко не молодо и весьма озабоченно. Он даже посерел и похудел за то время, пока они не виделись.

Полковник Петренко

Ему крайне не понравилось, что кто-то дал приказ устроить облаву на древлян безо всякого согласования с ним, да еще в тот момент, когда внутри «секты» находился его агент. Вдобавок повышенное внимание куратора к вопросу совсем не соответствовало, по его мнению, масштабу проблемы. Именно поэтому он вызвал Варю в парк – чтобы сначала услышать ее полный откровенный рассказ и, базируясь на нем, указать, что ей следует писать в официальном рапорте по итогам задания.

Когда Варя поведала о том, что Зубцов, в нарушение закона о гостайне и подписок, которые он давал, рассказывал и ей, и Данилову о событиях, связанных с Посещением, полковник понял: официально докладывать об этом ни в коем случае нельзя. Нет, его ничто не связывало с Зубцовым. Он пришел в комиссию, когда тот уже отправился в отставку. Правда, слышал он об Игоре Михайловиче только самые лучшие отзывы: грамотный офицер, преданный делу человек. Однако для Петренко он был не брат, не сват и не герой, и ему совершенно не нужно было и не имело никакого смысла выгораживать отставника. Но вместе с тем по мере рассказа Кононовой крепло ощущение: откровенность Зубцова они должны сохранить в тайне. Ведь возможно, что случилось нечто и в самом деле экстраординарное, раз такой человек, как он, вдруг нарушил присягу и стал рассказывать о том, о чем должен был молчать до конца своих дней.

Рассказ старого графа (продолжение)

Тем временем Данилов с бывшим американским нелегалом уже сделали один большой круг по Воробьевым горам и пошли на второй. Старый граф продолжал свое повествование:

– Итак, моей мишенью номер два являлся всеми любимый в Союзе и за его рубежами первый космонавт планеты Юрий Алексеевич Гагарин. Подобраться к нему, совершить покушение, да еще обставить ликвидацию так, словно произошел несчастный случай, было крайне сложно. Даже трудней, чем в случае с главным конструктором Королевым. Проживал первый космонавт в закрытом ото всех военном городке (который тогда еще не именовался Звездным). Являлся охраняемым лицом (как члены Политбюро ЦК). При любом появлении на публике его непременно обступала восторженная толпа: цветы, автографы, совместные фотографии. Я запросил у своего источника в КГБ (сразу как вернулся в Союз из Америки, задолго до убийства Королева) подробный отчет о привычках, связях и распорядке первого космонавта. А чтобы, на всякий случай, сбить со следа – не только о нем (и о Королеве), но и о втором человеке в космосе, Титове, первой женщине на орбите Терешковой, а также об академиках Келдыше, Сахарове, Глушко. Наш агент в тайной полиции скрупулезно подошел к работе и выдал мне исчерпывающий материал. Я тщательно изучил его.

Что касалось Гагарина, то я увидел только две возможности его достать. Во-первых, он любил сам ездить за рулем – при этом, случалось, гонял безбожно. И второе: он бывший летчик и летать обожал. Вместе с другими космонавтами, бывало, приезжал на аэродром, совершал парашютные прыжки. А всякий раз, когда оказывался на борту пассажирского самолета – к примеру, в составе делегации, – приходил в кабину к пилотам и просил «порулить».

Подобраться к личным машинам Гагарина (у него их было две: полученная за полет «Волга» и подаренная французская «Матра») – чтобы, к примеру, испортить тормоза – было крайне сложно. Ночевали автомобили в гараже на территории военного городка. При любых выездах всегда находились под охраной или на виду.

И тогда я принял решение разработать подходы к аэродрому, откуда первый космонавт обычно улетал на Байконур или в центр управления полетом в Крым. Туда, где он совершал парашютные прыжки и впоследствии стал восстанавливать навык самостоятельных полетов. Аэродром назывался «Чкаловский» и также являлся совершенно секретным объектом. Располагался он в Щелковском районе Подмосковья, неподалеку от городка, который впоследствии назвали Звездным. Меня обнадеживало, что далеко не все пилоты и, тем более, техники, служившие на аэродроме, жили в военном городке, за бетонным забором. Некоторым из них служебного жилья не досталось, они проживали в райцентре Щелково и ездили на службу пару остановок на электричке. На этих товарищах я и решил сосредоточиться. Люди вообще, с их многочисленными слабостями, – самый ценный резерв для исполнения шпионских заданий.

Я стал чаще бывать в городе Щелково. (Напомню, работу над этим заданием я вел неспешно и параллельно тому, как подбирался к академику Королеву.) Чтобы иметь основания бывать в подмосковном районном центре, мне требовалось прикрытие, и я завел полезные знакомства в тамошнем райкоме партии и райисполкоме, стал рисовать для них плакаты, портреты, исполнять разнообразную наглядную, как тогда называлось, агитацию. Весь этот советский бред: решения съезда в жизнь, навстречу пятидесятилетию Октября, доска почета, революционный держим шаг. Рисовал также афиши для городских кинотеатров, елок, утренников, танцев. Я даже, чтобы быть ближе к событиям и людям, снял в райцентре квартиру и стал проводить там две-три ночи в неделю. И, разумеется, вел активный образ жизни: посещал рестораны, спортплощадки, пивные, кинотеатры. Знакомился с местным народонаселением. И как только выяснял, что мой новый товарищ – летчик или техник, служащий на «Чкаловском», или обслуживающий персонал из военного городка, немедленно делал стойку и старался сойтись с заинтересовавшим меня гражданином или гражданкой как можно ближе.

Вот так в мои сети попалась замечательная парочка. Семейка, оба представителя которой имели отношение к военному аэродрому. Назовем их Ежовыми, а именовали ее Вера, а его Николай. Вера была местной уроженкой, в городе имела частный дом с огородиком. Николай был приезжий, старший лейтенант-техник. Его назначили служить на «Чкаловский» после авиаучилища.

Она работала подавальщицей в столовой при аэродроме. Хорошенькая бойкая девушка очаровала его и женила на себе. После свадьбы Ежов поселился у нее в Щелкове. Обычная советская история.

Семья Ежовых показалась мне интересной еще и потому, что Вера была, как тогда говорили, «честная давалка». Или – натуральная и первостатейная «бэ». Я, кажется, не забыл еще русский язык и советский жаргон? Так вот, она была миленькая и до предела кокетливая. И не просто флиртовала со всеми мужиками вокруг – нет, стоило кому-то проявить к ней свой тяжелый мужской интерес, она, не задумываясь, шла с ним и отдавалась, хотя бы даже в укромных закутках столовой или аэродрома. Не говоря о том, что бесперечь таскала, в отсутствие супруга, мужиков к себе домой. А благоверный ее, Николай, был из разряда тех мазохистов, что испытывают болезненное, извращенное удовольствие от того, что вечно подозревают, выслеживают, изобличают собственных гулящих жен. Неоднократно повторялись сцены: он пытается вывести ее на чистую воду, она ни в чем не признается, врет, юлит, изворачивается.

– У тебя засос на шее! – начинает, к примеру, свое выступление он.