Правила крови - Барбара Вайн Страница 35

Ближайшим родственником Хендерсонов, если не считать членов семьи, была единственная сестра Сэмюэла, Доротея. Генеалогическая таблица, составленная Дэвидом Крофт-Джонсом, свидетельствует, что у Луизы Хендерсон, матери девочек, была сестра, а также брат, умерший в семилетнем возрасте. Естественно, они носили фамилию Квендон и были детьми Уильяма Квендона и его жены Луизы, урожденной Дорнфорд. По своему социальному положению Доротея Винсент была несколько выше Хендерсонов. Обеспеченная вдова, она жила с двумя дочерями в деревне Манатон, в графстве Девоншир, в поместье своего умершего мужа. Она была крестной матерью Элинор и поддерживала с ней более близкие отношения, чем с другими детьми Хендерсонов. Элинор обычно гостила у нее две недели в конце лета, сначала с матерью, потом с сестрой Эдит. В том году она всего лишь второй раз поехала одна.

Большую часть сведений о злополучном визите и его последствиях я почерпнул из газет. А отношения между людьми выбрал — по-моему, это самое подходящее слово — по крупицам из вороха мякины, то есть из писем матери и бабушки Дэвида. К сожалению, в них нет почти ничего о том, что думали и чувствовали люди — только шок от «ужасной трагедии» и размышления Вероники, что если бы не смерть Элинор, их не было бы на свете.

Обычно Элинор приезжала к тетке в августе, но в 1883 году имелась веская причина отложить визит. Возможно, она планировала поездку, но затем отложила ее, когда стало ясно, что Генри сделает ей предложение. Элинор отправилась в путь в начале октября, поездом Большой западной железной дороги, который ходил и продолжает ходить от вокзала Паддингтон до Пензанса; путешествовала она в первом классе. В 1883 году уже существовали купе только для дам, но не на этой железной дороге. В Ньютон Эбботе она пересела на местную ветку до Мортонхемпстеда и вышла в Бови Трейси, который в те времена назывался просто Бови. На станции ее встретила тетя, с пони и бричкой. Должно быть, для Элинор эти визиты были приятной сменой обстановки, возможностью уехать из Лондона с его зимними туманами, жарой и пылью летом. В те дни, да и сегодня тоже, деревня Манатон располагалась в живописной местности, на краю плато Дартмур, с высокими скалистыми холмами, глубокими зелеными долинами и реками, полными форелью. Дом у тети Доротеи был роскошнее, чем у них, на Кеппел-стрит. Тетя держала кухарку, двух горничных и двух садовников. Семья ни в чем не нуждалась. Удобная бричка, запряженная пони, возила их по окрестностям, а вокруг Мор-Хауса было много красивых мест для пеших прогулок. Элинор дружила с двоюродными сестрами и во время визита намеревалась пригласить их на свадьбу в качестве подружек невесты.

Бракосочетание назначили на 14 февраля, день Св. Валентина, хотя в XIX веке это не был праздник влюбленных — не то что сегодня. Обстоятельства сложились так, что свадьба не состоялась, и поэтому тот факт, что Джимми Эшворт родила дочь Мэри 13 февраля, уже не столь важен. Джуд, которая теперь с радостью обсуждает всех младенцев и предпочитает разговоры о детях любым другим, говорит, что перспектива появления ребенка должна была сильно подействовать на Генри. Наверное, он чувствовал вину, а также радостное волнение. Разве мог он просто отвернуться от своего ребенка?

— Не думаю, что тогда мужчины чувствовали то же самое, — возражаю я. — Граница между приличной женщиной и дурной женщиной с тех пор так сильно размылась, что это трудно представить, но в восьмидесятых годах девятнадцатого века она была очень четкой. Детей от законной жены и незаконнорожденных, или внебрачных, детей разделяла настоящая пропасть. Генри мог дать Джимми денег, возможно, в виде постоянного дохода мужа. Не исключено, что Нантер также поставил условие: он никогда не будет видеть ребенка или слышать о нем. И о его существовании ни в коем случае не должна была узнать его жена.

Джуд говорит, что не представляет, как можно жить в браке с одним мужчиной и вынашивать ребенка от другого.

— Они не могли поговорить об этом, как мы с тобой. Должно быть, ее все время мучили страх и стыд. Сегодня такое тоже происходит — женщины рожают детей от мужчин, с которыми не состоят в браке или не живут. Возможно, даже чаще, чем тогда. Что касается Генри, я не думаю, что он как-то связывал предстоящие роды и день бракосочетания. Он не считал их событиями… скажем, одного порядка.

— Омерзительный Генри, — говорит Джуд. — И ты должен писать его биографию? Он чудовище.

Я отвечаю, что должен и что Генри был нисколько не хуже любого человека свободной профессии своей эпохи. А что до вины и стыда, я сам их чувствую из-за притворного энтузиазма по поводу нашего ребенка. В то же время я радуюсь, что могу снова разговаривать с женой, высказывать свое мнение обо всем, не замолкать на полуслове и не краснеть, что просто неприлично для мужчины моего возраста.

Если Элинор и писала Генри из Манатона, ее письма не сохранились. Интересно, сколько раз я еще напишу это предложение, изменяя только имена и места? Биографы полагают, что письма должны быть обязательны для каждого, но еще более важным считают их сохранение. Тем не менее Элинор отправила одно письмо домой, своей сестре Эдит. Оно не пропало только потому, что написано непосредственно перед убийством, и по этой причине Эдит его сохранила.

Мы не знаем, как Элинор проводила время в Манатоне. Джуд говорит — и я с ней согласен, — что нам трудно представить, как проводили время женщины из среднего класса в викторианскую эпоху. Чем занять свой день, если у вас есть слуги и вы не работаете? Полагаю, читать, шить, писать письма, снова читать, гулять, беседовать, шить. Элинор в своем письме к сестре ни о чем таком не говорит. Похоже, главная ее цель — сообщить родным, что с вокзала Паддингтон она наймет кэб. Вот это письмо:

Мор-Хаус

Манатон

Девоншир

День Св. Луки

Дражайшая Эдит!

Погода стоит чудесная. Тетя говорит, что хорошая погода в середине октября называется «маленьким летом святого Луки». Вот почему в начале письма вместо 18 октября я указала день Св. Луки. Ты здесь была и знаешь, как красива сельская местность. После свадьбы я бы хотела жить где-нибудь поблизости, но Генри не может уехать из Лондона, где у него работа. Возможно, когда-нибудь мы купим здесь дом, хотя, как мне кажется, он назовет это романтической мечтой.

Айсобел и Летиция очень обрадовались приглашению и согласились быть подружками на моей свадьбе. Конечно, третьей будешь ты, моя дорогая сестричка. Ты уже выражала свое согласие, так что я не думаю, что проявляю самонадеянность, принимая это как должное! Генри говорит, что в свадебное путешествие мы поедем в Италию, а я даже не осмеливаюсь предложить, чтобы мы отправились сюда. Разумеется, в феврале тут будет не так мило.

Я опять неудачно упала. Это случилось во время прогулки с А. и Л. Моя ступня угодила посреди поля в кроличью нору, я споткнулась и упала ничком. Синее саржевое платье все перепачкалось, но хуже всего (ну, конечно!) это синяки. Черные и лиловые. Синяки на левом боку и ноге просто ужасны, но, к счастью, их никто не видит, кроме меня!