Идеальное убийство - Дороти Ли Сэйерс Страница 35

— Какая хорошая девочка! Итак, сэр…

Юноша в очках провел их в маленькую темную приемную, напоминающую зал ожидания железнодорожной станции; на стенах висели гравюры с текстами из Ветхого Завета.

— Я скажу мистеру Доусону, что вы пришли, — очкарик исчез, по-прежнему сжимая в руке свой богословский учебник.

Лежавшая за дверью циновка зашуршала, и Уимзи с Паркером приготовились лицом к лицу столкнуться со злоумышленником, пытающимся завладеть наследством Агаты Доусон.

Велико же было их удивление, когда в дверном проеме возник престарелый человек самого робкого и безобидного вида. Трудно было представить себе человека, менее похожего на убийцу, нежели этот старичок, глядевший на них, нервно моргая из-под очков в металлической оправе, сломанных в нескольких местах и перевязанных проволокой.

У пресвятого Аллилуйи Доусона были приятные черты лица, тонкий орлиный нос и темно-оливковая кожа уроженца одного из островов Вест-Индии. Волосы его, поредевшие и седые, вились плотными кольцами. На сутулых плечах висела прохудившаяся сутана. Выпуклые черные глаза с желтоватыми белками дружелюбно смотрели на детективов, а его улыбка была открытой и искренней.

— Вы хотели меня видеть? — спросил он на чистейшем английском, с едва заметным островным акцентом. — Кажется, я не имел удовольствия…

— Здравствуйте, мистер Доусон. Мы… видите ли, мы собираем информацию… ну, о семье Доусонов из Крофтона в Уорвикшире, и узнали, что вы могли бы просветить нас… относительно их иностранной родни, если будете так любезны…

— О, конечно! — старик выпрямил спину. — Я ведь и сам — в каком-то смысле — являюсь их родственником. Не хотите ли присесть?

— Благодарю вас. Мы так и думали.

— Вас прислала мисс Мэри Уиттакер?

В его вопросе Уимзи уловил одновременно любопытство и опаску. Не зная, что кроется за этим, он предпочел не вдаваться в подробности.

— Нет-нет. Мы… знаете ли… пишем труд об англичанах в колониях. Могилы, генеалогия — в этом роде.

— Ах, вот оно что! А я-то понадеялся… — Священник негромко вздохнул. — Но в любом случае я с удовольствием помогу вам.

— Тогда, может быть, вы расскажете, что стало с Саймоном Доусоном? Мы знаем, что он покинул семью и уплыл в Вест-Индию где-то в тысяча семьсот…

— Тысяча восемьсот десятом году, — быстро поправил его отец Аллилуйя. — Да… Попал в переделку, когда ему было шестнадцать. Связался с плохими людьми, гораздо старше себя, и оказался замешан в одно очень неприятное дело. Азартные игры, потом убийство. Не на дуэли — в те дни это никого бы не удивило… Нет, то было преднамеренное убийство, против которого наставляет нас Господь, — в общем, человек был убит, а Саймону Доусону и его дружкам пришлось скрываться от правосудия. Саймон завербовался на военную службу и уехал из страны. Прослужил пятнадцать лет, а затем его перекупил капитан одного капера, француз. Оттуда он сбежал и — если опустить детали — осел в Тринидаде под чужим именем. Какие-то английские колонизаторы поступили с ним по-доброму и дали работу на своей сахарной плантации. Он трудился на славу и, в конце концов, сам стал плантатором.

— А под каким именем он там жил?

— Харкауэй. Думаю, он боялся, что его будут преследовать как дезертира, если он объявится под собственной фамилией. Так или иначе, но ему нравилась жизнь на плантациях, и он не собирался никуда уезжать оттуда. Не думаю, что он захотел бы вернуться на родину, даже ради наследства. Кроме того, он наверняка боялся, что всплывет то старое убийство, хотя вряд ли его стали бы судить по истечении срока давности, и потом — тогда он был слишком молод, да и злодеяние было совершено не его рукой.

— Ради наследства? — не совсем вежливо перебил священника лорд Уимзи. — Так он был старшим сыном?

— Нет. Старшим был Барнаба, но он погиб при Ватерлоо, не успев обзавестись семьей. За ним шел второй сын, Роджер — тот умер еще во младенчестве от оспы. А Саймон был третьим.

— Значит, наследство семьи получил четвертый?

— Да, Фредерик. Отец Генри Доусона. Конечно, они пытались узнать, что сталось с Саймоном, но в то время получить информацию из колоний было слишком сложно, а сам он так и не объявился. Поэтому его обошли.

— А что случилось с детьми Саймона? — спросил Паркер. — Собственно, они у него были?

Священник кивнул, и его смуглые щеки залил темный, тягучий румянец.

— Я его внук, — просто сказал он. — Вот почему я и приехал в Англию. Когда Господь призвал меня стать пастырем для моих соотечественников, я был достаточно обеспеченным человеком. От отца я унаследовал плантацию сахарного тростника, женился и был очень счастлив. Но потом пришли тяжелые времена — земля истощилась, а моя паства была слишком немногочисленной и бедной, чтобы поддерживать меня. Кроме того, я стал слишком стар и слаб, чтобы исполнять свои обязанности, да и жена моя заболела; к тому же Господь благословил нас несколькими дочерьми, которых надо было кормить. Мы испытывали сильную нужду. А потом я наткнулся на старые семейные бумаги, принадлежавшие моему деду, Саймону, и узнал, что его фамилия была вовсе не Харкауэй, а Доусон. Вот я и подумал, что, может быть, в Англии у меня есть семья и что Господь услышал мой глас вопиющего в пустыне. Поэтому, когда от нашей страны нужно было послать представителя в штаб-квартиру миссии в Лондон, я испросил разрешения оставить свой приход и приехал в Англию.

— И вам удалось разыскать кого-нибудь?

— Да. Я отправился в Крофтон — это место упоминалось в письмах моего деда — и повидался с местным нотариусом — мистером Пробином из Крофтона. Вы с ним знакомы?

— Я слыхал о нем.

— Ну да. Он оказался весьма приятным человеком и проявил ко мне большой интерес. Мистер Пробин познакомил меня с генеалогией семьи, по которой выходило, что наследником денег и имущества семьи должен был стать мой дед.

— Но к тому времени вся собственность была утеряна?

— Да. И, к несчастью, когда я показал ему свидетельство о браке моих родителей, выяснилось, что оно поддельное. Боюсь, Саймон Доусон был большим грешником. Он взял мою мать в свой дом, как это делали многие плантаторы с цветными женщинами, и показал ей некий документ, который, по его словам, был свидетельством о браке за подписью губернатора. Но когда мистер Пробин навел справки, оказалось, что свидетельство недействительно, ибо губернатора с такой фамилией в наших краях никогда не было. Это ранило мои чувства как христианина, но, поскольку наследовать было нечего, такой поворот событий нас почти не расстроил.

— Надо же, как вам не повезло, — сочувственно сказал Паркер.

— Я просил Господа даровать мне смирение, — сказал пожилой вестиндеец, с достоинством склонив голову. Мистер Пробин снабдил меня рекомендательным письмом к мисс Агате Доусон, единственному оставшемуся в живых члену нашей семьи.

— Да, она жила в Лихемптоне.