Лето длиной в полчаса - Карина Тихонова Страница 35

«К нам приходят, когда либо буйня, либо биздец. Так вот: биздец мы не лечим, а буйня сама пройдет».

Вспоминая бессмертное высказывание неизвестного медика, Пилигрим ехал в болельню, где обретался Дедал каждый будний день.

Работать в новеньком здании, выстроенном в форме ёлочной шишки, Дедал начал с тех пор, как детишки навороченных родителей, получив в подарок дипломы и сертификаты о высшем медицинском образовании, после неудачной вивисекции свалили из медицины в управление оной (а чего, вы думаете, в стране такая буйня с медициной творится?). Пять лет назад Дедал наконец принял давнее предложение состоятельного камрада и сменил зарплату на оклад в частной клинике. Точные размеры оного Пилигрим не вызнавал – как-то неудобно было. Зато точно знал, что оклад позволяет Дедалу ежегодно загорать на островах, отовариваться в хороших бутиках, раз в полгода менять надоевшую (сан)технику и раз в год надоевшую машину. Что, впрочем, не мешало ему в состоянии легкого подпития произносить пламенные речи на тему: «Какую страну развалили, сволочи!»

В каком-то смысле Пилигрим рос сыном полка. Мать училась, батяня работал, в садике были сквозняки, поэтому Дедал таскал его с собой повсюду: и на кафедру, где преподавал, и в болельню, где лечил человеков от импотенции и прочего сглаза. То, что две эти вещи завязаны между собой, малолетний Пилигрим усвоил твёрдо; ни один пациент не мог произнести двух абзацев без слезливого вступления: «Доктор, ну прямо сглазили меня!» Правда, с появлением на экранах гуру Кашпировского пациентов у Дедала поубавилось. Со всех концов страны полетели благодарные письма, типа, спасибо вам, дорогой доктор Кашпировский, раньше у меня с женщинами ничего не получалось, а теперь они мне не нужны – всё рассосалось. Дедал исходил ненормативом, наблюдая за лечебными сеансами шаманов, по очереди тусующихся в зомбоящике. Пилигрим впитывал, ибо был натурой любознательной и высокообучаемой.

Мама считала, что цинизм как форму мировосприятия сын приобрёл в раннем возрасте, якшаясь с медицинскими студентами. Вполне возможно. В студенческой среде Пилигрим считался своим парнем, ибо вовремя просился в туалет, был вполне самодостаточен (мог, например, часами сидеть над гинекологическим атласом, листая картинки с изображениями неверного положения эмбриона в утробе), легко запоминал всякие прикольные феньки и без запинки воспроизводил их по просьбе восхищённой публики. Например: «If you want to drink and fuck – welcome to the наш лечфак»! Когда Пилигрим исполнил феньку дома, реакция предков была прямо перпендикулярной. Мама вскрикнула и бросилась к телефону – скандалить с Дедалом. Пилигрим примерно полчаса слышал её нервные выкрики: «Никогда не отпущу к тебе ребёнка!», «Ты хоть знаешь, чему его там учат?», «Кошмар, кошмар!» Когда крики достигли своего апогея, батяня подобрался к младенцу с блокнотом и ручкой и шёпотом попросил:

– Сынок, повтори ещё раз. Только негромко.

Пилигрим повторил – жалко, что ли? С тех пор батяня стал его постоянным стенографистом (если есть такая мужская специальность). Малолетнему Пилигриму внимание льстило, и лишь повзрослев, он понял, почему довольно занудный в быту батяня пользуется на работе репутацией завзятого остряка.

Болельня, где работал Дедал, находилась в центре города. Пилигрим вошёл в затемнённый холл с холодно поблескивающими мраморными полами и поздоровался со знакомыми охранниками.

– Дед здесь? – спросил он культурно, ибо Дедал учил не фамильярничать в присутствии персонала.

– Где ж ему быть, – отозвался охранник с надписью «Николай». – Импотент у него. Давно уже, наверное, случай тяжёлый.

– Так я подожду в гостевой? – уточнил Пилигрим.

Второй охранник с надписью «Василий» предупредил:

– Только по коридорам не шастай. Сядь в уголке, налей себе чего-нибудь и прикинься ветошью, будто тебя тут нет. Хозяин в столице, может нагрянуть.

– Понял, – покладисто отозвался Пилигрим и вышел из парадного подъезда, чтобы воспользоваться входом для служебного персонала.

Владелец клиники постоянно проживал то ли в Штатах, то ли в Англии, но после крутой опохмелки бешено лютовал и являлся в Нерезиновую с целью тотальной проверки своего управляющего. Ни в одной больнице, кроме собственной, он никогда не был (на фиг они сибиряку), зато от какого-то болезного приятеля узнал интересную вещь. Оказывается, в особо крутых западных клиниках действует «система анонимности». Типа, больного видит только его врач, а все остальные даже не догадываются, что он лечится от сифы. Владелец вдохновился примером и нафаршировал внутренность ёлочной шишки массой извилистых ходов, которым мог позавидовать изобретательный полевой суслик.

Идея не доставила. Сначала пациенты путались и не могли найти дорогу к заветному кабинету, а потом к заветной двери на улицу. Дедал предложил снабжать клиентов бесплатной картой местности, совмещенной с компасом, но владелец придумал другой трюк. К нужному месту пациентов провожали СПЕЦИАЛЬНО ОБУЧЕННЫЕ молодые люди в наглухо застегнутых пиджаках и белоснежных рубашках, трещавших от крахмала. Разговаривать с клиентами им строго воспрещалось. Бо́льшая часть пациентов боялась проводников, похожих на безработных киллеров («Не исключено», – замечал Дедал), так что молчание было вполне взаимным.