Патрульные апокалипсиса - Роберт Ладлэм Страница 35

— Повторяю: вы — сумасшедшая. Вы не только были со мной, но и первая подняли тревогу! Выже вызвали панику.

— Так поступил бы каждый, кто пришел в пивную с авеню Габриель, навидавшись всех этих полицейских и патрульных машин и наслушавшись о террористах, стрелявших в автомобиль. Господи, Дру, два батончика — даже если бы и настоящие — вкатываются в кабинку, а в этот момент человек в темном свитере и черной кепке с козырьком бросается к выходу, сталкиваясь с официантом, — право, вы какой-то странный!

— Вы не упоминали про человека, бросившегося к выходу...

— Я сделаю несколько звонков и сообщу об этом происшествии.

— Каких звонков? Насчет чего и кому?

— В посольство: сначала, конечно, в отдел документации и справок, затем на вход и нескольким известным сплетникам, включая старшего помощника Кортленда и секретаршу первого советника. Я расскажу им, что была с вами в ресторане, где разорвалась бомба, что мы сумели выбраться оттуда, вы исчезли, а я в отчаянии.

— Вы просто хотите известить всех, что мы были вместе!

— По причине, не имеющей отношения к вашей работе, — я же о ней ничего не знаю, ведь мы с вами совсем недавно познакомились.

— По какойже?

— Мы познакомились на днях, почувствовали влечение друг к другу, и у нас явно начинался роман.

— Это самое приятное из всего, что вы сказали.

— Не понимайте это буквально, мсье Лэтем, поясняю: это ширма на тот случай, если в посольство проникли наци. Тогда надо, чтобы эта новость распространилась быстро.

— Вы полагаете, парижские неонацисты поверят этому?

— А что им остается? Если это правда, они будут наблюдать за мной, полагая, что вы придете ко мне, и они вас выследят; если ложь, то на меня не стоит тратить время. В любом случае мое положение позволит мне помогать вам.

— Я понимаю: во имя Фредди, — с легкой улыбкой сказал Дру, заметив, что они въезжают в Марэ. — Но все равно считаю, что вы чертовски рискуете, леди.

— Можно мне сделать замечание по поводу вашего языка?

— Пожалуйста.

— Ваше постоянное, но бессмысленное употребление слова «леди» отчетливо показывает ваше пренебрежительное отношение ко мне.

— Я не хотел этого.

— Значит, это неосознанное смещение культурных слоев.

— Простите? Не понял.

— Слово «леди» в таких контекстах приобретает уничижительный смысл — «девушка» или хуже: «девка».

— Прошу прощения, — снова слегка улыбнулся Лэтем, — но я постоянно обращался так к матери, и уверяю вас, она никогда не воспринимала этого слова как уничижительное.

— Мать может принять его как ласковое прозвище, принятое en famine [47]. Но я не ваша мать.

— Черт возьми, нет. Она гораздо красивее и не фыркает как кошка.

— Фыркает?.. — Де Фрис посмотрела на Лэтема и увидела, что его глаза смеются. Рассмеявшись, она коснулась его плеча. — Вы заработали очко, которое присудили мне, когда мы сидели в пивной. Иногда я воспринимаю все слишком серьезно.

— Вы поверите, если я скажу, что мне это понятно?

— Конечно. Ваш брат не ошибся: вы намного умнее, чем вам кажется... Да вам и не нужно, чтобы я убеждала вас в этом.

— Нет, не нужно. Кстати, куда мы едем, куда яеду?

— В такое место, которое вы, американцы, называете «чистым», промежуточный пункт, где удостоверяют вашу личность перед тем, как переправить в убежище.

— К тем людям, которым вы звонили из пивной?

— Да, но вас переправят немедленно. Я поручусь за вас.

— Кто эти люди?

— Наши единомышленники.

— Этого мало, леди... простите, миссис де Фрис.

— Вам нужна защита, вы же сами признались, что не знаете, кому можно доверять...

— А вы утверждаете, что я должен довериться людям, которых не знаю? -перебил ее Лэтем. — Вы — ненормальная. — И, наклонившись вперед, обратился к шоферу: — Monsieur, s'il vous plait, arretez le taxi... [48]

— Non! [49]— решительно воскликнула Карин. — Не надо, — сказала она по-французски шоферу, и тот, пожав плечами, снял ногу с тормоза. — Она посмотрела на Дру. — Что вы намерены делать, куда идти? Может, вы хотите, чтобы вышла я, так и не узнав об этом? Вы всегда найдете меня в посольстве — лучше звонить из автомата, впрочем, это незачем вам объяснять. Едва ли у вас при себе много денег, но вам нельзя идти ни в банк, ни в свой кабинет, ни в квартиру, ни в «Мёрис» — все эти места под наблюдением. Я дам вам все, что у меня есть, а об остальном договоримся позже... Ради Бога, решайте.Я должна поскорее приступить к осуществлению моего плана — остались минуты, когда мне еще могут поверить!

— Вы это серьезно? Дадите мне деньги, выйдете из машины, позволите мне исчезнуть и не будете знать, где я?

— Конечно, серьезно. Это не самое лучшее, и я считаю вас ужасным глупцом, но вы упрямы, и тут уж ничего не поделаешь. Главное, чтобы вы остались живы, встретились с Гарри и продолжили начатое. Каждый лишний день помогает нацистским руководителям глубже окопаться.

— Значит, вы не настаиваете на том, чтобы отвезти меня к вашим старым друзьям из Амстердама. — Это прозвучало как утверждение.

— Как я могу это сделать? Конечно нет, вы все равно не послушаетесь меня.

— Тогда отвезите меня к ним. Вы правы, я в самом деле не знаю, кому доверять.

— Вы несносны,надеюсь, хоть это вы понимаете!

— Нет, я просто очень осторожен. О да, леди, я оченьосторожен.

— Поверьте, вы приняли правильное решение.

— Я вынужден это сделать. Так кто же эти люди?

— В основном немцы, ненавидящие неонацистов еще сильнее, чем мы: они видят, как «наследники» «третьего рейха» оскверняют их землю.

— Они здесь, в Париже?..

— И в Соединенном Королевстве, в Нидерландах, в Скандинавии, на Балканах — повсюду, где, по их предположению, укоренилось Братство. В каждой ячейке немного людей — от пятнадцати до двадцати, — но действуют они с известной немецкой аккуратностью, на средства, тайно предоставляемые группой ведущих германских промышленников и финансистов. Те не только не любят нео, но и боятся, что они погубят экономику страны.

— Они тоже своего рода Братство, но совсем иное.

— Как вы думаете, что раздирает страну? Таковы уж немцы, и потому это неизбежно.В Бонне вершат политику, а дела делают в бизнесе. Правительство заинтересовано в голосах самых разных избирателей; финансовые же структуры должны прежде всего бороться против изоляции от мировых рынков, а возрождение нацизма этим им и грозит.