Страсти по-губернаторски - Фридрих Незнанский Страница 35

— Ну не надо так, это раньше, да, было, а сейчас — вряд ли, — со знанием дела возразил Гордеев. — Да и войны уже вон сколько времени нет.

— Ну да, войны нет, а наших солдат убивают! И торгуют ими как хотят! Это, между прочим, не я говорю, так Архип рассказывал… Капитан хотел повести разведвзвод, который сам возглавил, другой какой-то дорогой, в обход, но ему категорически запретили. Вот они и нарвались на засаду. А основные силы были далеко позади и ничего не знали. В общем, сплошная кровь… Бронетранспортер, который поддерживал разведчиков, был подбит и загорелся. Капитан находился там и разговаривал по рации. Вот его, уже раненого, с обожженным лицом, и вытащил Архип. Его тоже ранило в ногу. Но он уволок командира, а там и подмога подоспела. Только весь взвод уже положили… Архип с капитаном потом в Моздоке в госпитале лежали, позже капитана в Москву отправили, а вот Архипа — в Ростов-на-Дону, где он уже и встал на ноги. Полгода пролежал. Там же, в госпитале, его и нашла боевая награда. Вторая в этой войне… Он даже с нами толком обмыть ее не успел… Это ж чистое вранье, что мы были пьяные!

— Я верю, не кричи…

— Да я и не кричу, обидно…

— Обида — не то слово. У вас должна была появиться спокойная такая, жесткая злость. И действовать надо тоже с умом. А вы даже адвокатом для себя и семьи погибшего не озаботились.

— Так мы ж не сомневались…

— Я разговаривал сегодня с Зотовым. Он, как я увидел, казнит себя, причем за целый ряд элементарных упущений. Неопытный человек оказался. Горячий, да только толку в его горячности, извини… Да, он еще мне одно имя называл, ты не в курсе? Есть, говорит, тут, у вас, толковый опер, Артем Захарович Плат. Не знаешь такого?

— Да он же вроде в той группе был, которая убийство расследовала. Но скоро уехал.

— И что?

— Когда нас по очереди допрашивал Зотов, Плат сидел рядом и все слышал. Он тоже склонялся к тому, что было подлое убийство, а никакая не самозащита.

— Мне бы надо с ним встретиться.

— А Печерский здесь фактически всех знает. И Плата, наверное, тоже. Поговорите с ним…

— Воспользуюсь твоим советом. Но ты сам держи язык за зубами. И, кстати, обо всем, что услышал и еще услышишь, молчи. В этом и твое спасение тоже.

— Да я их не боюсь! — воскликнул Рогов.

— Их много. И они, в отличие от тебя, стреляют из-за угла. Вот и помалкивай…

Оставшийся кусок пути прошел в молчании.

Наконец фары выхватили справа от дороги поворот, уводящий в лесную глушь.

Гордеев подумал, что вчера они с Людмилой проехали немного дальше и остановились на левом съезде, чуть в стороне, в густом ивняке, который указывал на близкое присутствие воды. Но купаться они не ходили, темно было. А когда уезжали утром, над местом их стоянки и вообще вокруг лежала плотная пелена тумана…

От поворота проехали еще с полчаса. Тут дороги, как таковой, вообще не оказалось, а двигались они по узкой просеке, прорубленной в свое время и утоптанной тракторами или другими тяжелыми машинами. «Форд» без конца подскакивал, неожиданно проваливался, выползал, задевая днищем за сучки и ветки, и те громко скребли металл автомобиля.

Наконец они увидели поляну, а за ней темную гладь озера. Сторожка — вполне капитальное, бревенчатое строение, освещенное фонарем «летучая мышь», висевшим на вбитом на дверной притолоке гвозде. Перед входом в дом — стол и лавки по бокам. Одно из окон светилось, медленно передвигалась по занавеске темная тень человека. От дома послышался собачий лай.

— Посигнальте, — сказал Рогов, и Юрий нажал на клаксон.

Резкий вскрик машины разорвал тишину ночи, лившейся в салон через открытые окна. Заскрипела дверь, и на пороге появился высокий человек, который всмотрелся в темноту — Гордеев дважды мигнул фарами — и махнул рукой — мол, подъезжайте. Слегка ковыляя, человек спустился по ступенькам, держась за поручень, и, опираясь правой рукой на палку, «захромал» навстречу. Левая его рука висела как-то безжизненно.

Подъехали, остановились, вышли. Сунув палку под мышку левой руки, высокий и совсем еще не старый мужчина протянул правую руку Гордееву и крепко, даже больше, может быть, чем следовало бы, пожал протянутую навстречу ладонь Гордеева.

— Привет, Лева, — кивнул он Рогову. — Машину оставьте, можете даже не закрывать окон, Джек чужих не подпустит, да и нет их тут. Прошу в дом…

Горячий крепкий чай с дороги оказался как нельзя кстати. Пока пили, опуская сухарики в миску с прошлогодним малиновым вареньем, хозяин никаких речей о делах не заводил. Просто заботливо подвигал Юрию одно, другое, предлагал попробовать черники, ежевики, засахаренной тоже с прошлого года. Юрий пробовал, кивая и одобряя вкус.

Наконец чаепитие закончили, и Валерий Артурович споро прибрал со стола. Пока угощались, Гордеев успел хорошо разглядеть, что вся левая сторона лица бывшего комбата была словно стянута молодой розоватой кожей. И левый глаз, лишенный ресниц, казался выкаченным от напряжения и неприятно отвлекал внимание. А правая сторона лица была правильной и даже по-своему красивой. Печерский, вероятно поэтому, старался поворачиваться к гостям именно правой стороной. Почему же он не хотел сделать себе пластическую операцию? Ведь поправили бы внешность, не было бы явного уродства. А может быть, ответ здесь самый простой? Просто средств нет на сложные и дорогие операции? Да и откуда они у боевого капитана, если он был всегда со своими солдатами и не торговал их жизнями?.. Высокопарно, возможно, прозвучала бы фраза, высказанная вслух, но ничего не поделаешь, такова жизнь. Однако Юрий не произнес ее вслух. Да и не имел еще морального права, уж это он сообразил… Гордеев еще не знал, стоило ли ему рассказывать незнакомому, в сущности, человеку о своей стычке в гостинице. Решил пока подождать.

Ну то, что капитан будет стоять на защите своего бойца, это было ясно без лишних слов. Когда Печерский начал свой рассказ о Чечне и о том, как его спас Архип, который теперь… вот… Юрий заметил даже слезинку, блеснувшую на щеке рассказчика. Не капельку пота — в комнате было жарко, — а именно слезинку. Сдержанную такую, медленную. И бывший комбат не старался скрыть ее, не торопился стереть, сделав это как бы невзначай, машинально. И это обстоятельство располагало Гордеева к бывшему командиру. Он заслуживал доверия.

Юрий снова услышал, но уже в более эмоциональный форме, подробный рассказ о том, как подчиненный спас своего командира и несколько верст, буквально ползком, тащил его навстречу своим. Потому и горе Валерия Артуровича, когда он говорил об Архипе, было искренним, это видел Юрий Петрович. Естественно, что, узнав о полном фиаско на судебном процессе, где обвиняемая сторона ухитрилась стать обвиняющей, Печерский загорелся самой настоящей жаждой мести. И, узнав о приезде московского адвоката, он решил обратиться к нему лично с предложением использовать его, насколько это возможно. В городе есть немало честных людей, даже и в правоохранительных органах, да хотя бы, например, Артем Плат, на которого, как считал Печерский, вполне можно положиться и рассчитывать в трудную минуту.