История безнравственности - Чингиз Абдуллаев Страница 35

– Хорошо, – согласился Аламейда, – мы все равно должны еще побеседовать с менеджером отеля и просмотреть все записи на камерах наружного наблюдения. Возможно, вечером здесь были посторонние люди.

– Спасибо. Сеньор Навас, – обратился Дронго к молодому человеку, – вы можете пойти вместе со мной?

– Конечно, – сразу согласился переводчик.

Они вышли из комнаты, и Аламейда проводил их неодобрительным взглядом.

– Только демагогия и пустопорожняя болтовня, – мрачно произнес он, – ничего конкретного. Потеряли практически целый день. Даже обидно. Мы согласились с методами этого русского – и ничего не смогли выяснить. Нужно вызвать сюда бригаду экспертов и провести более детальный осмотр номера Фигуровского.

– На стакане ничего не нашли, – напомнил Лопес, – никаких следов.

– Если убийца был в их номере-сьюте, то вполне мог оставить там какие-нибудь другие следы, – возразил комиссар. – В любом случае я пригласил на вечер бригаду экспертов из Севильи. Пусть более внимательно все осмотрят. Вреда от этого явно не будет.

Дронго вместе с переводчиком спустились к портье, чтобы уточнить, где находится Кармен Мурильо. Им сообщили, что она скоро должна приехать. Оставив Наваса в холле отеля, Дронго поднялся в своей номер. Джил сделала удивленное лицо:

– Только три часа дня. Неужели вы так быстро закончили?

– Пока нет, – виновато признался он, – но на сегодня, кажется, все. Осталось только поговорить с одной из сотрудниц отеля, которая работает в рум-сервисе и приносила вчера днем еду и напитки Фигуровским.

– И потом я получу своего мужа обратно? – шутя, поинтересовалась Джил.

– Безусловно, – кивнул Дронго.

– Кто все-таки убийца? Ты уже знаешь?

– Если бы все было так просто, я был бы Эркюлем Пуаро или Шерлоком Холмсом.

– Насколько я помню, они оба были неженаты, – усмехнулась Джил. – И, кажется, патер Браун у Честертона и Ниро Вульф у Рекса Стаута тоже были холостяками.

– Зато комиссар Мегрэ был женат, – в той же шутливой манере возразил Дронго.

– Он был на официальной службе, – напомнила Джил, – а не частным детективом, как некоторые. Поэтому не спорь, лучше поскорее заканчивай это неприятное дело.

– Я сам этого хочу, – пробормотал Дронго и, поцеловав жену, снова спустился вниз, где его ждал переводчик.

– Она уже должна приехать, – сообщил Навас.

– Значит, скоро приедет, – взглянул на часы Дронго.

– Можно, я задам вам вопрос? – спросил молодой человек.

– Конечно, можно.

– Я хотел у вас узнать, каким образом вы в течение нескольких минут смогли все понять, когда разговаривали с последней сеньорой? Сумели за пять минут понять то, что ее друг не понимает уже пять лет…

– Я говорил, что это было несложно. Понимаете, Навас, я неплохо знаю обстановку в Москве и понимаю, как трудно молодой женщине, оставшейся без мужа и без должной поддержки, в одиночестве поднимать сына. К тому же они жили в однокомнатной квартире, которая осталась ей после развода, и отсюда легко сделать вывод, что ее первый муж явно не обеспечивал свою прежнюю семью. Затем – работа. Крупная компания в центре города, платят очень неплохо. И еще любвеобильный начальник, который не самый плохой «сукин сын». Он, конечно, пользуется услугами своих сотрудниц, но щедро их одаривает и – обрати внимание на такую деталь – даже рискуя вызвать гнев своего компаньона, я говорю в данном случае о Линаре, не увольняет женщину, а переводит ее в другое место. Я начал складывать детали этой мозаики. Завуч обычной школы в Санкт-Петербурге не могла оставить большого наследства, максимум пару тысяч долларов. А тут – сумма, позволившая купить двухкомнатную квартиру. И самое главное, что сама Светлана механически оговорилась. Она хотела назвать настоящую сумму в пятьдесят тысяч, которую ей, очевидно, выплатил Фигуровский, но передумала и сказала – десять. Наверное, именно о такой сумме она и сообщила своему другу.

Конечно, было практически невозможно отказать своему шефу. Таких принципиальных уже не осталось. Не потому, что не осталось порядочных женщин, просто в стране, которую раньше называли СССР, сразу в пятнадцати республиках отменили такое понятие, как совесть. Мужчинам и женщинам объяснили, что совесть и мораль – это пережитки коммунистического прошлого. Морально все, что приносит деньги, а вместо совести должен быть счет в банке. Ведь Светлана совсем молодая женщина, значит, двадцать лет назад, когда «отменяли совесть», ей было чуть больше десяти. И она выросла в девяностые, когда девочки ее возраста мечтали о карьере валютных проституток, а мальчики хотели быть членами «бригад», чтобы безнаказанно грабить, убивать и насиловать. Ну и, наконец, элитная больница. Чтобы туда попасть, ей нужно было заплатить очень приличную сумму. Стало понятно, что за нее платил кто-то другой, и этот «кто-то» явно не Вязанкин. Я соединил все детали и получил нужный результат. Все очень просто.

– Это вы так говорите, что просто, – улыбнулся переводчик, – на самом деле все это нужно еще осмыслить.

– Очень важно в разговоре с людьми наблюдать за их поведением, выражением лиц, тембром голоса, за их глазами, – пояснил Дронго. – Движение тела, выражение глаз, даже темп в разговоре могут многое вам подсказать. К сожалению, я не знаю многих европейских языков – французского, испанского, немецкого; владею только английским и итальянским, но в целом могу понять, о чем говорят на другом языке, уловив выражение и мимику лица говорящего.

– А русским? – напомнил Навас. – Вы превосходно говорите по-русски.

– Это родные языки, – улыбнулся Дронго, – азербайджанский, турецкий, фарси и, конечно, русский. Было бы смешно, если бы я не знал этих языков.

В отель вошла женщина лет пятидесяти.

– Это сеньора Мурильо, – показал на нее портье.

Дронго и переводчик подошли к немного напуганной женщине.

– Добрый день, – вежливо поздоровался Дронго. – Извините, что беспокою вас, сеньора Мурильо. Вы, наверное, знаете, что произошло вчера в вашем отеле.

– Конечно, знаю. Вчера со мной разговаривал сеньор комиссар.

– Мы как раз по этому делу. Это вы относили еду и напитки в номер погибшего российского бизнесмена?

– Да, я получила все на кухне и сама отнесла.

– А пока вы поднимались наверх, вы нигде не останавливались?

– Нет. Меня об этом уже спрашивали. Это запрещено, сеньор. Я дошла до дверей и постучалась, чтобы они приняли заказ. Мне открыла молодая красивая женщина. Я вкатила столик, она расписалась и дала мне монету в два евро. Я поблагодарила и ушла.

– И все?

– Да, все.

– Вспомните, может быть, вы где-то останавливались по пути наверх?

– Нет, нигде. Это запрещено, – повторила женщина.

– И никто к вам не подходил?