Метка смерти - Андреас Грубер Страница 35

Сабина знала, что у Тины не только пирсинг, но и множество татуировок.

Просмотрев снимки, она передала их Кржистофу, который тоже набил себе немало наколок в тюрьме. Если кто-то и разбирался в этом виде искусства, то точно эти двое.

– Похоже, что на теле Магдалены Энгельман достаточно много символов, – пробормотала Тина. – Запястье, предплечье, плечо, живот, бедро и икра… все места, до которых можно дотянуться самому. Перспектива и угол тоже говорят о том, что она сама набила себе мотивы.

Опять никаких доказательств возможного сообщника.

Снейдер кивнул, пробегая глазами по строчкам прилагавшегося отчета.

– Специалист по татуировкам из БКА, который много лет работает в этой среде под прикрытием, тоже считает, что женщина сама их себе набила. К тому же он полагает, что, судя по процессу заживления, татуировкам всего три, самое большее четыре месяца. Точнее это можно установить после исследования лимфатических желез, через которые выводится основная часть чернил.

– Откуда монахиня знает эту технику? – спросила Сабина. – И откуда у нее оборудование?

– Ни один татуировщик не одолжил бы ей свою машинку – это святое, – но она могла заказать в Интернете полный комплект для татуировок с трафаретами, – отозвалась Тина. – Эти работы не такие уж идеальные.

– Она нанесла их не машинкой, – возразил Кржистоф.

Тина наморщила лоб.

– Почему нет?

– Если не умеешь грамотно обращаться с машинкой или игла слишком быстро затупляется, на коже остаются шрамы, а если краска не остается внутри, машинка бьет поверхностно или слишком глубоко, то получаются блоу-ауты… – Кржистоф обвел всех взглядом. – Краска разливается в жировом слое и выглядит, как размазанные чернила на влажной бумаге, – объяснил он. – Но здесь ничего такого нет.

– Тогда как она это сделала? – спросил Снейдер.

Кржистоф поднял рукав своей черной футболки и показал на плече и предплечье жирные кресты и цитаты из Библии готическим шрифтом.

– В тюрьме мы раньше обматывали иглу для шитья смоченной в чернилах бечевкой и так кололи себе мотивы. А вместо краски брали просто тушь для письма. – Кржистоф пожал плечами.

– Зачем монахине действовать таким старомодным способом? – спросил Снейдер.

– Ты сам сказал, что татуировкам минимум три месяца, – а монашка вышла из монастыря всего три недели назад, – ответил Кржистоф.

– Значит, в тот момент она была еще в монастыре, – кивнул Снейдер. – В швейной мастерской она взяла иглу и нитки, а в библиотеке раздобыла чернила.

– Возможно, – сказал Кржистоф. – Техника называется stick and poke ^[16]. Преимущество в том, что метод тихий и не требует электричества. Оборудование для татуировок монашке пришлось бы каждый раз устанавливать и снова убирать.

– В этом что-то есть, – согласилась Тина.

– Но почему она это сделала? – спросил Кржистоф.

– Разве это не очевидно? – возразил Снейдер. – Судя по всему, у нее паранойя. Она не доверяет органам. Видимо, боится, что показания, протоколы, улики, обстоятельства дела или что там еще исчезнут, будут уничтожены или скрыты. Поэтому она в виде татуировок нанесла себе подтверждения на тело – чтобы никто их не скрыл. – Он остановился на лестничной площадке, прищурил один глаз и помассировал рукой висок.

– Что случилось? Снова головные боли? – спросил Кржистоф.

– Нет. – Снейдер медленно пошел дальше. – Мы думали, что коварными уловками выудили информацию из нашей молчаливой монашки. На самом деле это была не наша хитрость, а ее задумка, чтобы мы узнали то, что должны были узнать.

– Ты так думаешь?

Снейдер кивнул:

– Она слишком умна, чтобы позволить нам перехитрить себя.

Во время этого разговора они остановились и теперь снова двинулись вниз. Когда дошли до первого этажа, фотографии попали в руки Сабине, которая до сих пор молча все слушала.

– Значит, ты считаешь, что все эти мотивы – подсказки для нас? – спросил Кржистоф.

– А что еще? Симпатичные узоры, чтобы впечатлить папу? – Снейдер покачал головой.

Сабина рассматривала татуировки. Черную розу она уже знала. Сейчас она увидела двуликого Януса, крупным планом. Другие рисунки изображали гроб с четырьмя крестами, слово MörDer ^[17], английское слово, означающее ад, – Hell7, большой X и башню с часами, которые показывали девять часов.

Все это очень загадочно.

Всего татуировок было семь.

Семь мотивов, семь убийств, семь дней, семь подсказок.

Сабина распределила фотографии в другом порядке и снова взглянула на картинки.

– Да это все подсказки, – вдруг пробормотала она и остановилась.

Они уже дошли до второго подземного этажа. Остальные тоже остановились и уставились на нее.

– В чем дело? – спросил Снейдер. – Хотите провести день у лестничных перил, потому что здесь особенно уютно?

Сабина проигнорировала комментарий.

– Эти семь подсказок пронумерованы, – сказала она и веером расправила фотографии. – Одна роза, две головы, четыре креста, слово убийца из шести букв, в слове Hell7 есть число семь, девять часов на часовой башне и еще большой Х как римская цифра десять.

– Нет подсказок под номером три, пять и восемь, – заметил Снейдер.

Сабина кивком указала на отчет.

– У нее могут быть еще татуировки, которые не заметили во время осмотра?

Снейдер ответил отрицательно:

– Они осмотрели каждый сантиметр ее тела, даже кожу головы и веки. Татуировок всего семь.

Сабина покачала головой при мысли о том, чему подверглась женщина. Особые полномочия полномочиями – вопрос в том, действительно ли цель в этом случае оправдывала средства.

– Может, речь идет о семи смертных грехах? – предположила Сабина. – Или о семи печатях, семи трубах или семи чашах Апокалипсиса?

– Вряд ли, – отмел эту мысль Снейдер. – За каждым мотивом кроется не религиозное безумие, а нечто очень личное. К тому же вы неправильно интерпретировали один факт, Немез. – Он указал на фотографию с часовой башней. – Этот мотив зеркально перевернут. Видимо, когда монахиня колола его на животе, смотрела на себя в зеркало.

– Тогда, это три часа? – заключила Сабина.

– Именно, и если ваша теория верна, то эти часы подсказка для третьего дня. – Снейдер взял у нее из руки фотографии и заново их отсортировал.