Восемнадцатый лев. Тайна затонувшей субмарины - Алексей Смирнов Страница 35

Кристина рассказывала ровным голосом, не сбиваясь, точно читала с листа. Видно, выучила текст за долгие годы, ожидая кого-то, кому сможет передать эту давнюю историю. Вдруг старуха замолчала, в наступившей тишине стал слышнее звук льющейся под лестницей воды.

– Она душ там решила принять, что ли? Сходи, посмотри, – приказала она Юре.

Но в этот момент «ниагара» умолкла, вновь хлопнула дверь туалета. Лена вернулась, извиняющимся тоном сказала, угнездившись с поджатыми к подбородку ногами в кресле:

– Все в порядке, не обращайте на меня внимания, продолжайте.

Даже на табуретке она умудрялась скрючиться столь компактно, что оставалось еще свободное пространство. Лена сберегла позу Юриного детства, от которой бабка отучила его, лупя ладонью по коленям: «Сядь ровно, выпрями спину, видел бы тебя твой дед…»

– Шведский тральщик встретил всплывшую русскую лодку в условленном месте, повел ее в проходе между минными полями. Вторая лодка, под перископом, скрытно шла следом, – продолжала графиня. – И вдруг появился летящий над самыми волнами двухмоторный немецкий самолет с желтыми концами крыльев, он точно ждал в засаде где-то на краю неба. Он не пикировал, просто прошел над лодкой. Все произошло мгновенно. Взрыв – и точно никогда не было ни лодки, ни самолета. Только контуры шведского тральщика на фоне серого неба. С-27 тут же погрузилась и легла на дно. Сомнений не оставалось: немцы ждали русскую подлодку, иначе откуда бы здесь появился невиданный на Балтике, где в 42-м году не было надводных советских кораблей, самолет-торпедоносец. Истребитель, пикирующий бомбардировщик, все что угодно, но не торпедоносец. Теперь понятен был и этот камуфляж с двумя подводными лодками. Те, кто разрабатывали операцию, в чем бы она ни заключалась, подозревали утечку информации и потому загрузили ящики во вторую субмарину, шедшую за первой, которую попросту принесли в жертву. С-27 до ночи отлеживалась на дне, затем всплыла и в надводном положении пошла домой, двигаясь по запасному маршруту…

Кристина прервала свое монотонное повествование, точно споткнулась на последних словах и теперь размышляла, стоит ли их расшифровывать. «Знает, она знает путь лодки. Дед ей рассказал, – сообразил Юра. – Чертова старуха, как же заставить тебя расколоться?»

– Трагедия произошла уже на рассвете, – сухо продолжила Кристина свое чтение по «мысленной бумажке», пропустив занесенный туда эпизод о пути движения субмарины. – Александр и еще четыре члена экипажа находились наверху, в рубке, дышали свежим воздухом, курили. Они были в последней смене. Лодке предстояло погрузиться и идти дальше под водой. И вдруг – грохот. Воздушной волной, как доской, Александра стукнуло по голове, он потерял сознание. Очнулся уже в воде. Ни лодки, ни обломков, ни людей. Только он один. Закричал, и сам себя не услышал. Контузия. Над ним подшучивали по поводу его фамилии, мол, наверно, он не из шведов, а из немцев – уж слишком тщательно соблюдает инструкции. Товарищи бравировали – не надевали спасательные жилеты, когда поднимались в рубку, вот и поплатились даже те четверо, кто были наверху. А его жилет спас. Лодка то ли наскочила на дрейфующую мину, то ли попала на минное поле. Он сумел стащить свой китель с нашивками, документы они сдали еще на берегу, и вновь потерял сознание. Пришел в себя оттого, что кто-то волок его, схватив под мышки, ноги бились о камни. Его вынесло на Уте. Двое мальчишек нашли его и пытались оттащить от линии прибоя. Это случилось в 10 утра 23 августа 1942 года. Александр считал эту дату своим вторым днем рождения.

«Уте, это почти две сотни километров от места гибели С-28, – автоматически отметил про себя Юра – Значит, лодка шла вдоль берега Швеции на север. Иначе дед просто не выдержал бы даже при относительно теплой летней воде». Впрочем, эта информация практически ничего не давала. Даже если разыскать в архивах сводку погоды на тот день, сопоставить данные о ветре и течениях с примерным временем нахождения лодки в пути и ее максимальной скоростью в надводном положении в 14 узлов в час, обыскивать пришлось бы район в сотни и сотни квадратных километров. Бессмысленная задача.

– Ты когда считаешь про себя, шевелишь губами. Милая детская привычка, такая же была у Александра, – старуха подошла к Юре и положила ему на плечо руку, такую холодную, что это чувствовалось через рукав. – Я вижу, ты все же решил найти эту подлодку. Молодость ищет приключений, испытаний. Это чисто физиологическая потребность организма. Но иногда больше мужества требуется, чтобы пройти мимо соблазна, чем для решения проверить себя на прочность. Поверь мне, ты собираешься сунуть руку прямо в змеиное гнездо. Оставь прошлое прошлому. Подумай хотя бы об этой девушке, не тяни ее за собой, – она кивнула на Лену.

– Это я его тяну. По личным причинам! – вскинулась Лена, и ее бледные щеки заалели, точно кто-то поворошил угольки вчерашнего костра.

– Ах, ну да, я в своей глуши забыла, в какое время живу. Дамы всегда впереди. Надо было напомнить – надеть красные чулки и покрасить волосы в рыжий цвет, – едко заметила старуха, приняв в отношении Лены тон ревнивой соперницы. – Ладно, ваше дело. Но имейте в виду, вас может ждать то же, с чем потом столкнулся Александр. Он рассказал мне, уже после войны, что все беды начались после первой встречи с представителями советского посольства. С ним беседовали двое, один в штатском, и другой, полковник авиации. Вероятно, его перевели в Стокгольм после ранения на фронте в голову. Глаза прыгали на розовом обожженном лице – один смотрел вверх, другой вниз, затем разбегались в стороны, к вискам, и все начиналось сначала. Александр говорил, что поначалу не мог сосредоточиться, эта дикая пляска глаз его гипнотизировала. Он сообщил свое настоящее имя, обстоятельства гибели обеих подлодок, допрос вполне корректно вел гражданский. Полковник молчал и вдруг сорвался, заорал. Мол, Александр изменник, он утопил лодку с товарищами, чтобы сбежать на историческую родину в Швецию, и в бригаде подплава скоро полетят головы ротозеев или сообщников, которые вообще допустили шведа на боевой корабль, выполнявший особо важное задание. Он требовал признаться, что это Александр сообщил немцам о двух подлодках и навел фашистский самолет на С-27. «У нас твоя семья, говори, где ты утопил своих друзей, и тогда родина не будет карать твоих жену и ребенка», – ревел полковник, и глаза его при этом вертелись. Оправдываться было все равно что пытаться перекричать штормовой ветер. Полковник оторался и вышел покурить. Гражданский стал оправдываться, сказал, что военный перегнул палку, но его можно понять. Самого с того света врачи в госпитале вытащили, он в самолете горел, да еще брат его погиб на подводной лодке в Финском заливе по вине изменника. Один из матросов заперся в боевой рубке, закачал балластные цистерны, так что лодка пошла ко дну, а сам сбежал к немцам. Но Александр решил, что либо с ним разыгрывают стандартную комбинацию из плохого и доброго следователей, либо этот псих-полковник просто раньше времени раскрыл карты дознавателей. В начале 41-го года из него уже пытались сделать шведского шпиона, два месяца держали в тюрьме, но началась война и его выпустили, сняв все обвинения. В общем, когда посольские потребовали указать примерный район гибели лодки, он отказался. Сказал, что для шведов сохранит свою легенду и сам им ничего не расскажет, дал слово офицера, но в обмен ему должны гарантировать неприкосновенность семьи. Мол, у него есть способ проверить, будут ли выполняться данные ему обещания. Потребовал сообщить семье, что он жив, и доставлять ему письма от жены раз в месяц. Глупая выходка, комбинация молодости, контузии, личного тюремного опыта и стрессовой ситуации, как он оценивал потом свой поступок. Его беда была в том, что он заявил о себе как о предателе, но поступать согласно логике предательства не мог. Он ни при каких обстоятельствах не хотел раскрывать военную тайну шведам, не заручился и сильными аргументами для торговли со своими соотечественниками. Ему сказали, что обдумают его предложение, попытаются разыскать его семью в эвакуации, а через месяц дали ответ в виде несчастного случая на лесоповале. Он тогда отделался поломанной рукой. Вскоре из посольства еще раз приехали, передали ему в лазарете фрукты, свежие русские газеты, какие-то вышитые платочки. Все обставили так, чтобы он поверил – они ни при чем. Сообщили, что принимают условия. Семью ищут, но идет война, хаос, полстраны в движении, поэтому надо набраться терпения и ждать. А потом был этот фанатик с молотком… Удар пришелся вскользь, Александра спас другой матрос, его товарищ. Трещина в черепе, сильнейшее сотрясение мозга. Все это наложилось на контузию и через два года привело к частичному параличу. К тому времени он уже не питал иллюзий по поводу своей судьбы. Его решили «зачистить», как говорят на своем жаргоне мастера тайных дел. Естественный путь в такой ситуации – рассказать все как есть шведским властям, они бы перевели его из лагеря, спрятали. Но он по-прежнему считал себя офицером, связанным присягой. Вот и пришлось играть «идеологического врага советской системы», которого за это хотят убить…