Отшельник - Томас Рюдаль Страница 34

– Кстати, убирай за собой кофейные чашки, – проворчал Альберто, передавая Муньосу бумажный стаканчик.

Муньос улыбнулся, взял стаканчик и вышел из машины. Какое-то время они с Эрхардом шли по тротуару рядом, у каждого бумажный стаканчик в руке. Когда они поравнялись с машиной Эрхарда, тот поставил свой стаканчик на крышу, чтобы открыть дверцу.

– Спасибо, – сказал Муньос.

– Пожалуйста, Педро.

– Знаешь, мне тоже непросто. Он ведь малый неплохой.

– Альберто не такой дружелюбный, каким кажется. Спроси других, кто начинал с ним работать.

– Почему ты мне помог? Я думал, ты встанешь на его сторону. Ты ведь его немного подвел, да?

Честный парень. И любопытный. Эрхарду это нравится.

– Из чувства справедливости, – ответил он. – В ней все дело. Честность, справедливость – самое главное. Как аукнется, так и откликнется.

– Похоже на инь и ян, да? Ты это имеешь в виду?

– Почему ты спрашиваешь?

Либо парень умнее, чем кажется, либо сам не понимает, о чем он говорит.

– Тебя называют мудрецом, потому что ты много читаешь. – Муньос заглянул в окошко и увидел книгу на пассажирском сиденье.

– Слепой ведет слепого – или как там говорят, – усмехнулся Эрхард, садясь в машину.

– Что?

– Не верь всему, что слышишь. И приходи ко мне, если снова попадешь в неприятности.

Эрхард завел мотор и двинулся в очереди.

Во время сиесты он поехал домой, его мучит совесть. Алина весь день просидела взаперти в темном сарае. Он прислушался у двери и велел ей отойти. Не дожидаясь ее ответа, вынес из дома длинную буксирную цепь и набросил ее на металлическое кольцо, вделанное в стену дома – раньше к нему крепился брезент. Затем подтащил цепь к сараю и отпер дверь. Внутри было тихо. Сначала он видел только темноту, плотную темноту, которая поглощала практически весь свет. Но потом разглядел ее лицо. Она затаилась у двери, надеясь незаметно прошмыгнуть мимо Эрхарда. Он оттолкнул ее, навалился на дверь со всей силой и задвинул засов под ее возмущенные вопли.

– Нельзя, – сказал он. Она не ответила, лишь замолотила кулаками по стене. – Сейчас я тебя отсюда выпущу, только без глупостей. Поняла?

Она не ответила.

– Поняла?

– Да! – пронзительно крикнула она.

– Отойди к стене. И стой там. – Он осторожно приоткрыл дверь и посмотрел внутрь, поставив ногу на порог.

Она прислонилась к дальней стене, согнув руки в локтях по бокам. Она пробыла в сарае семнадцать часов, и вид у нее был как у настоящей развалины. Волосы, прежде так тщательно уложенные, распустились и свисали как патлы. Макияж потек, смешался с пылью; мятые, грязные брюки порваны. Она сделала шаг вперед и в ужасе уставилась на цепь, которую он держал в руке.

– Я скоро тебя выпущу, – пообещал он. – Как только полицейские признают, что взяли не ту, кого надо.

Она молчала.

– Мне кто-нибудь звонил? – спросил он.

Она отвернулась. Он встряхнул ее:

– Это важно! Телефон звонил? – Он надеялся, что позвонит журналист и сообщит, что заседание суда откладывается и стражам порядка придется продолжать расследование. Может быть, надо было поехать в суд самому. Процесс, скорее всего, открытый.

Он повторил вопрос, но Алина упорно смотрела в пол.

Он показал ей цепь:

– Сейчас я надену ее тебе на ногу, и ты сможешь отсюда выйти.

Она почти незаметно кивнула, он быстро опустился на колени и пристегнул цепь к ее ноге. Цепь впилась в лодыжку, скоро кожу будет саднить. И все же так лучше, чем сидеть в темноте.

Теперь она сможет выйти на улицу. Войти в дом. Сходить в туалет. Сможет дотянуться до кухонного шкафчика, из которого он предусмотрительно вынул стекла. В шкафчик он поставил бутылки с водой, печенье, старые галеты. Правда, когда она будет в доме, он не сможет запереть входную дверь – помешает цепь. Но это не важно. К нему все равно никто не заходит.

Он показал Алине, где что лежит, объяснил, как чем пользоваться.

– До телефона и книжной полки все равно не дотянешься, так что даже не пробуй. Можешь сидеть здесь или спать, – в угол у двери он бросил старый матрас.

Она смотрела на него равнодушно, почти с отвращением. Эрхард злился на себя: неужели он ожидал благодарности? Он сам не понимал, почему по-прежнему относится к ней по-человечески, почти как к своей гостье. Может быть, все дело в ее жалком виде и круглых грязных щеках – они пробудили в нем сострадание. Она вполне заслужила то, что получила: старый матрас и цепь на ноге. Он пошел в кухню, чтобы согреть воды для кофе. Она довольно долго стояла на одном месте, а потом с шумом плюхнулась на матрас, цепь, звякнув, стукнулась о пол. Он налил себе кофе и стал пить его, сидя в кресле, откуда видны ее ноги.

– Не вздумай меня снимать, старый извращенец! – предупредила она.

– Зачем мне тебя снимать?

– Так поступают многие. А потом без разрешения размещают снимки в Сети.

– Я не один из твоих двинутых на голову клиентов.

– У тебя с головой точно не в порядке. Разница только в том, что я не хочу с тобой трахаться.

– Хватит болтать, – сказал Эрхард, отпивая кофе. – Понятия не имею, о чем ты. Не знаю и знать не хочу.

Проходя мимо, он увидел, что она спит. Эрхарду отчего-то стало приятно; он был рад, что она наконец-то хоть немного успокоилась. Спящая, она была похожа на усталую девчушку в детском саду. Руки и ноги раскинуты в стороны после трудного дня на игровой площадке. Он тихо затворил дверь, жалея, что нельзя ее запереть.

В Дании в этом году рано начались зимние каникулы; неожиданно добавилось два или три рейса в день, и туристы наводнили улицы Корралехо. У него много коротких поездок в дюны, в порт или в ближайшие отели.

После слов Алины он вдруг начал замечать повсюду камеры. Пассажиры делали снимки из машин; снимали друг друга на заднем сиденье, его за рулем. В дюнах туристы с портативными видеокамерами снимали солнце, песок и коз. Давным-давно, когда он ездил отдыхать с родителями, каждый снимок тщательно планировался. У него было всего две катушки пленки по 24 или 36 кадров, поэтому объект для съемки нужно было выбирать очень продуманно. Самое большее, он делал по десять фотографий в день. Тогда никто бездумно не щелкал проходящих мимо коз, грязные носки на веревке или самую обычную еду в самых заурядных ресторанах. Никому и в голову бы не пришло снимать совершенно незнакомых людей, мусор по обочинам дороги или безоблачное небо. Каждый снимок становился важным событием. Сейчас все по-другому. Люди снимают все подряд и не думают о количестве кадров. Кажется, снимки даже проявить можно в Интернете. Он вспомнил девчонку у входа в дискотеку «Корралехо-Бич» на улице Сервера; она фотографировала свою подружку, засунувшую язык в пивную бутылку.