Заморозь мне `маргариту` - Лорен Хендерсон Страница 34

– А что ты имела в виду, сказав, что волнуешься за нее? Я сначала решила, что ты имеешь в виду ее головокружения, но, вероятно, дело в другом…

– Ох, – теперь Софи напоминала несчастного эльфа. – У Фиалки с мужчинами… Не знаю. Мужчины, которые ей нравятся, всегда так гнусно с ней обращаются. В общем, когда я начала снимать с Фиалки шарф, то заметила синяк у нее на шее. Не след от укуса в порыве страсти, а настоящий синяк. Желто-зеленый. Возможно, именно поэтому она не позволила мне снять с нее шарф. И я вдруг вспомнила: на все последние репетиции Фиалка непременно приходила с каким-нибудь шарфиком или платком. Теперь понятно почему.

– Господи, – медленно проговорила я.

– Кстати, она поморщилась, когда я взяла ее за руку, – вспомнила Софи. – Наверняка у нее и там синяки. Я не знакома с ее нынешним приятелем. Видела ее пару раз с каким-то типом, но это было давно. Кажется, он богат, – осторожно добавила она, – судя по машине. Банкир или что-то типа того. – Она посмотрела на меня и несчастным голосом спросила: – Что же мне делать, а? Может, поговорить с ней?

– Я бы не стала. Если Фиалка не хочет показывать тебе свою шею, то и остальное не покажет. А ты потеряешь подругу – она ведь точно решит, что ты не одобряешь ее. Лучше подожди, пока она сама не заговорит.

О, да я, похоже, настоящий сосуд мудрости!

– Сэм, а если она не заговорит? – спросила Софи с жаром. – Что, если этот ее приятель зайдет слишком далеко?

Я задумалась, много ли известно Софи о той бедной девушке, тело которой нашли в зловонном погребе. Знала ли она, например, что ее задушили?

– О боже мой! – бодро отреагировал Хьюго, когда я ввела его в курс дела. – Намного занятнее «Викингов», а такое я не часто говорю. Хочешь чаю? «Эрл Грей»?

Зазвав гостью на чай, Хьюго все сделал как положено: чайный сервиз из английского фарфора, льняные салфетки, серебряный поднос.

– Все это добро отыскал на блошином рынке в Бермондси, – сообщил он, жестом приглашая меня к столу. – Кроме печенья, конечно, что должно тебя порадовать, – оно свежее. Песочное и имбирное. Ты почему корчишь мерзкие рожи?

– Э-э… неконтролируемый приступ счастья: песочное печенье все-таки, – объяснила я. – Мне срочно требуется заглотить парочку, пока не начались спазмы.

– Да? Трудно удержаться от соблазна, чтобы не спрятать банку подальше… Кстати, ты в курсе, что от песочного печенья девушек разносит?

– Я постоянно хожу в спортзал. Давай сюда печенье, иначе я не отвечаю за последствия!

Хьюго жил в Спиталфилдс, на первом этаже небольшого милого домика в георгианском стиле. Квартиру явно отремонтировали с любовью; аккуратно или нет, сказать не берусь, но мне здесь нравилось. Черно-белые гравюры на бледно-желтых стенах, лакированный пол, изысканная деревянная мебель, которая была гораздо удобнее, чем представлялось со стороны. На двух столиках располагалась тщательно подобранная коллекция безделушек: стеклянные пресс-папье в стиле Рене Лалика [60], фотографии в рамках, серебряные подсвечники. Я уютно устроилась на диване, обитом шелком цвета соломы, и принялась за чай. Странно – оказалось, мне совершенно не хочется есть.

– Что-то ты ничего не ешь, – обнаружил Хьюго, откинувшись в кресле и вытянув свои длинные ноги. На нем по какой-то загадочной хьюгской причине был твидовый костюм. Курил он сегодня «Собрание».

– Так и ждешь, что ты вот-вот достанешь из кармана часы на цепочке, – безразличным голосом заметила я.

– Как ты смеешь сравнивать меня с Белым Кроликом [61]? – Он высокомерно посмотрел на меня и выпустил изо рта облачко дыма. – Рассказала бы лучше, что там сегодня произошло. Ты же знаешь, я обожаю сплетни.

– Да я вроде бы все уже рассказала. Мы с Софи проверили чашку Фиалки и нашли на дне густой белый порошок. Если она не положила туда что-то сама, это – антигистамины.

– С чего ты взяла? – с интересом спросил Хьюго. Я поставила чашку на стол.

– Фиалка очень удивилась, когда почувствовала слабость. Она не притворялась. Кроме того, разве стала бы она глотать экстази или даже самое безобидное лекарство за минуту до начала репетиции? А потом я вспомнила, как чихала Софи, и подумала о сенной лихорадке, антигистаминах и одурманивающем эффекте… Это так просто – взять несколько пилюль и раздавить их на кухне ложкой. Там ведь никто ни на кого не обращает внимания. Разве что когда кто-нибудь беседует с ММ – тогда остальные пытаются подслушать, умирая от ревности. Они все заняты исключительно собой.

– Верно, – согласился Хьюго. – Можно было бы прямо там задушить Фиалку, а все занимались бы своими будущими костюмами и ничего не заметили. Ну и кто, по-твоему, это сделал?

– Понятия не имею, – призналась я. – Поскольку речь идет о Фиалке, в голову сразу приходят ревнивые дамочки. Фиалка – женщина для мужчин, так сказать. Девушки либо ее ненавидят, либо, как Софи, влюблены в нее. У нас есть Табита, Хелен, Хэзел…

– Хэзел – темная лошадка, – вставил Хьюго. – Из тех актрис, которых не волнует ничего, кроме Профессии. – Он совершенно отчетливо произнес последнее слово с большой буквы. – А такие бывают самыми жестокими.

– А по-моему, Хэзел намеренно производит такое впечатление, – заметила я, наслаждаясь возможностью говорить что на ум взбредет. – Она мне кажется хамелеоном. Или айсбергом. Хэзел почти вся – под водой… Хьюго внимательно смотрел на меня, но мне казалось, что он не слушает. Его реплика тоже прозвучала несколько не в тему:

– Ты так ничего и не съела. И я, кстати, тоже… Знаешь, пожалуй, я приму душ, если ты не возражаешь.

Хьюго встал и вальяжно побрел в ванную. Дверь закрылась, я услышала, как потекла вода. Хм, он действительно собирается принять душ. С минуту я смотрела на закрытую дверь ванной, потрясенная загадочным поведением Хьюго, затем потянулась к сигаретам, которые он оставил на столе. Я курю, только если пребываю в полном замешательстве, а сейчас была именно такая ситуация.

Минут через десять Хьюго вышел из ванной в халате из черной парчи. Свои волосы он насухо вытер полотенцем и собрал в хвостик. Солнечный свет лился в комнату через окно за спиной Хьюго, и его волосы горели золотом. Он остановился в дверях и некоторое время молча смотрел на меня. Затем, точно приняв решение, медленными, ленивыми движениями развязал пояс и уронил халат на пол. Как и следовало ожидать, он был совершенно голый.

– Тебе нравится то, что ты видишь? – поинтересовался он совершенно обыденным тоном. Если бы в нем было хоть какое-нибудь жеманство, хоть капелька кокетства, я бы сумела оправиться от шока и сказала бы что-нибудь игривое. Но ничего подобного не произошло, поэтому я не сумела выдавить ни звука – сидела, уставившись на Хьюго, на длинные узкие мышцы бедер, на плечи, на золотистое мерцание бледного тела в солнечном свете. Какая-то часть моего мозга, сохранившая способность мыслить здраво, отметила, что у него есть икры, и дала добро. Во рту у меня пересохло. Хьюго пошел ко мне, оставив халат валяться на полу кляксой черной парчи. За его спиной я увидела мутное, запотевшее зеркало ванной. Хьюго источал аромат мужского «Иссеи».