Дурдом с призраками - Наталья Александрова Страница 34

Кроме этого, хозяйка собаки попыталась вступить со мной в непринужденный разговор – начала расспрашивать, куда я еду и кому везу такого красивого медведя…

Так что я ужасно обрадовалась, когда голос в репродукторе объявил, что мы подъезжаем к станции Ромашково.

Я бросилась к дверям под оглушительный лай нервной собачонки и вышла на пустую заснеженную платформу.

То есть платформа была не совсем пустой. В дальнем ее конце стояла женщина лет шестидесяти в длинном стеганом пальто и мохеровом берете удивительного ультрафиолетового цвета, за руку которой держался мальчик лет пяти.

Но это было еще не все.

Свободной рукой ребенок прижимал к себе плюшевого медвежонка, точно такого же, как мой. Только его медвежонок был в клетчатых штанишках. Медвежонок – мальчик, как и говорила продавщица в магазине игрушек.

Я невольно замедлила шаги.

Конечно, не могло быть никакой ошибки: пропавшая горничная ездила именно сюда, и именно этому мальчику она подарила плюшевого медвежонка. То есть все наши расчеты оправдались, я нашла то, что искала, напала на след беглянки – но чувствовала себя ужасно.

До сих пор я могла смутно надеяться, что встречу здесь саму пропавшую женщину и смогу закончить свое расследование, но теперь, увидев этих двоих, я поняла, что она действительно пропала, и они знают о ее исчезновении не больше, чем я. Но для них-то, особенно для этого мальчугана с медведем, это гораздо важнее!

Что я скажу этому ребенку? Как я посмотрю ему в глаза? Мне придется врать – а что может быть хуже, чем врать ребенку?

Я увидела его глаза.

Он смотрел на уходящий поезд, и его голубые круглые глаза наполнялись слезами. Мама опять не приехала…

И вдруг он увидел моего медведя, и его личико осветилось восторгом и надеждой. Он двинулся ко мне, широко распахнув глаза и неуверенно оглядываясь на пожилую женщину. Я стояла, не решаясь идти навстречу, и ждала, когда они подойдут.

Между нами оставалось всего несколько шагов, когда женщина озабоченно спросила:

– Вы от Даши?

Теперь я хотя бы знаю, как на самом деле зовут пропавшую девушку! Правда, это нисколько не приблизило меня к разгадке ее тайны…

– Да, от Даши, – подтвердила я поспешно. – Она сама не смогла приехать…

– А что случилось? Она здорова? – женщина беспокойно покосилась на ребенка. Впрочем, он не прислушивался к нашему разговору – как зачарованный, он смотрел на моего медведя.

– Здорова, – ответила я, пряча глаза. – Вы не беспокойтесь, ее просто не отпустили с работы…

– Что за такая работа, что один выходной нельзя взять! – проговорила женщина недовольно, – Как так можно? Она же понимает, что ребенок скучает!

– Она тоже только и думает о нем, – проговорила я уверенно.

Ну, на этот-то раз я наверняка говорила правду. Если Даша жива – она, конечно, думает о своем ребенке, во всяком случае, я бы на ее месте думала только о нем…

Я почувствовала грусть и странную зависть. Я завидовала этой женщине, которую никогда не видела, потому что у нее есть этот маленький славный человечек…

– Миша… – проговорил мальчик и потянулся к моему медведю, уронив своего на снег.

– Кешенька, как ты себя ведешь! – одернула его женщина. – Это же не твое… подними своего мишку!

Ага, теперь я знаю, как зовут Дашиного ребенка! Так, глядишь, понемногу узнаю о ней все…

– Это для него, – торопливо проговорила я. – Даша купила ему под пару к первому медвежонку. Возьми, Кешенька… Только Миша – это тот, что у тебя, мальчик. А это – медвежонок-девочка, ее зовут Маша…

– Ой, что же мы стоим на платформе! – спохватилась женщина. – Вы такую дорогу проделали… Пойдемте домой, это недалеко!

Она подняла медведя, а Кеша обнял нового, прижал его к груди, и мы спустились с платформы.

Идти нам пришлось действительно недалеко – от станции по узкой тропинке через пустырь, потом по улочке с традиционным названием «Вокзальная», мимо одноэтажного магазина и нескольких неказистых домиков. Сколько, должно быть, по всей России Вокзальных и Привокзальных улиц!

Я пыталась вспомнить деревню своего детства, но не находила ничего знакомого. То ли я была тогда слишком мала, то ли приезжали мы исключительно летом, а летом все здесь выглядело совсем по-другому – вместо унылого заснеженного пейзажа за домами – веселые березовые рощицы, перелески и нарядные полянки, усеянные крупными ромашками, голубыми колокольчиками и розовыми цветами непонятного названия, из лепестков которых так здорово было делать губы и ногти.

Вскоре мы свернули в неширокий проулок и подошли к нарядному зеленому домику с просторной верандой, застекленной разноцветными стеклами.

Я вспомнила, что на той даче, где мы жили в детстве, была такая же веранда, и мне очень нравилось смотреть на улицу через цветные стекла. Когда смотришь через зеленое стекло – все становится сумрачным и загадочным, как таинственное подводное царство, через желтое – в самую пасмурную погоду все кажется озаренным солнцем, через красное – мир окрашивается тревожными отблесками пламени или теплыми красками заката…

Женщина достала из-под половицы ключ, мы вытерли обувь и вошли в дом.

Внутри все было чисто и уютно, как бывает в доме у одинокой аккуратной женщины. На полу лежали домотканые половики, стол накрыт чистой белой скатертью, старенький телевизор – вышитой салфеткой. Кроме телевизора, в этом доме не было никаких примет нового времени, казалось, что мы перенеслись назад на тридцать, а то и на пятьдесят лет. Для довершения этой картины на стене висел выцветший календарь за тысяча девятьсот семидесятый год с репродукцией картины Поленова «Московский дворик».

Хозяйка представилась мне Анной Семеновной, я назвала ей свое настоящее имя. В остальном я старалась помалкивать и только слушать, вовремя поддакивая и подавая уместные реплики, чтобы не сболтнуть лишнего.

Кеша усадил обоих медведей в углу комнаты на половик и самозабвенно играл с ними – поил их чаем из игрушечного сервиза и о чем-то с ними тихонько разговаривал.

Анна Семеновна спохватилась и тоже накрыла чай. Чувствовалось, что живет она небогато – к чаю нашлись только сушки и брусничное варенье. Впрочем, варенье было домашнее и удивительно вкусное, и чай она заварила с родниковой и замечательно чистой водой. Ожидая поезда, я купила в магазинчике на вокзале конфет и печенья, что очень порадовало хозяйку.

Немного смутившись, она достала из буфета бутылку домашней вишневой наливки и налила ее в две крошечные рюмочки.

– Вы, верно, замерзли, в поезде больше часа ехать…

То ли эта наливка, то ли моя правильная политика привели к тому, что хозяйка разговорилась. Скорей всего она рассудила, что, если Даша послала меня к ребенку с подарками, стало быть, мы с ней подруги, и она мне полностью доверяет. Так что мы вроде бы свои люди, а поговорить-то хочется…