Ярость богов - Елена Чалова Страница 34

Ну и, конечно, здесь были две клетки с собаками Людмилы: в одной царственно возлежал дог Лорд, а в другой суетились непоседливые йоркширские терьеры.

Шестым был шофер – молчаливый парень, который крутил руль и совершенно не реагировал на то, что происходило в салоне.

Вообще-то, путешествие оказалось не самым легким. Собачники – хозяева и хендлеры – привыкли к подобному способу перемещения, но пассажирам пришлось туго. Автобус хоть и был оборудован вентиляцией, но запах в нем все равно стоял специфический. Собаки – большие и маленькие – сидели в клетках. По общему правилу их выпускали только на остановках – размять лапы, сходить в туалет. В автобусе сняли большую часть сидений и на их месте закрепили клетки. Оставшиеся кресла устроены так, что при желании поспать можно соорудить некое подобие койки, которая укладывается поверх клеток. Мири нашлось место рядом с маленькими собачками: Людмилиными йорками. Они были не такие пугающие, как бордосский дог, но зато гораздо более брехливые.

Все быстро перезнакомились и, поскольку график передвижений был весьма строгим, то вскоре вся компания тронулась в путь.

– Как вас проверяют на границе? – спросил Рустем у Людочки.

– Паспорта таможенник смотрит, иной раз ветврач заходит. Но мы ездим часто, и нас уже неплохо знают, так что проблем обычно не бывает. Иногда и вовсе не останавливают. А у вас что-то с паспортом? – спросила она, сообразив, что в случае проблем может пострадать и их компания.

– Нет, ну что вы! – Рустем одарил женщину своей самой сияющей улыбкой. – С паспортом у меня все хорошо и шенген есть… вот с деньгами мы сглупили.

Мири закивала, жалостливо глядя на Людочку. Та сочувственно улыбнулась, но глаза отвела. Она, конечно, выслушала рассказ Рустема о том, как вчера у них украли деньги и кредитки. «Наверное, пока мы гуляли у Бранденбургских ворот, там было людно и приходилось проталкиваться через толпу. А еще говорят, что Берлин – культурный и спокойный город. Поэтому надо непременно добраться до Франции. Там ждут друзья, да и родня Мири поможет». Рустем показал себя как неплохой актер: очень натурально расстраивался и сокрушался по поводу собственной безалаберности и испорченного путешествия, Мири поддакивала. Но что-то все же мешало Людочке поверить в эту трогательную историю до конца.

– А где вы остановитесь на ночь? – спросила Мири.

– В предместье Меца – это уже на территории Франции – есть гостиница, там принимают с собаками и созданы все условия для животных. Есть специальное помещение, чтобы расставить клетки, лес за домом, где можно выгулять собак.

Хозяин гостиницы – то ли турок, то ли еще кто… Зовут Мустафа. Я знаю только, что он устраивает всякие развлечения, типа собачьих боев. И петушиные, кажется, тоже. Он предлагал нам привозить для этого животных, но мы отказались. Впрочем, есть другие люди, они зарабатывают не выставками, а именно боями и, думаю, у Мустафы отбоя нет от клиентов….

Автобус бежал себе и бежал по ровному шоссе, и вскоре усталую Мири начало неудержимо клонить в сон. Дремота мешалась с тревожными мыслями и воспоминаниями. Воспоминания оказались неожиданно приятными, потому что ведь от прошлого обычно не приходится ждать подвоха: все уже случилось.

Значит, они едут в Мец… Славный город. И очень старый. Сейчас он расположен неподалеку от трех границ: Германии, Люксембурга и Бельгии. Но когда-то это был просто центр Европы, и множество архитектурных и культурных памятников свидетельствовало о том, что город отличался важностью и богатством. Веками Мец переходил от французов к немцам и обратно, и его характер и архитектура зданий отражали это культурное двуединство.

Мири погружалась все глубже в сон. И вот она увидела старые милые улочки, спокойных, неторопливых горожан. Они с Антуаном приехали сюда ради очередного «поиска сокровищ». Сегодня в городе работал рынок, на котором можно найти что-нибудь необычное. Кроме того, имеет смысл пройтись по магазинам и антикварным лавкам.

Тот день выдался долгим и утомительным. Они не пропустили, кажется, ни одного лотка на рынке и ни одного магазинчика в городе, купили много всего интересного. Поросенок был доволен и согласился сходить с ней в собор, хоть и не разделял восторгов подружки по поводу древней архитектуры, особенно готической. Они дотащились до Армс – центральной площади Меца. Темнело, и город зажигал огни. Открыв рот, Мири взирала на собор Сент-Этьен. Она забыла о ноющей спине (попробуйте погрузить в старый «пежо» столько всякого барахла!), о стертых модными туфлями ногах. Собор возвышался над ней, не подавляя, но внушая восхищение и трепет. Мири, просмотревшая перед поездкой несколько страниц в одной из книг по архитектуре Франции, знала, что строилось здание с тринадцатого по пятнадцатый век. Стиль собора – классическая готика, а количество витражей просто немыслимо: 6,5 тыс. квадратных метров; за это Сент-Этьен называют Светильником Бога. Но одно дело – строки в книге и другое – возвышающееся перед глазами совершенство, исполненное в камне, покой которого охраняли нескучные горгульи. Как у Андрея Вознесенского «Белоснежные контрфорсы, словно лошади, воду пьют…».

Даже Антуан впечатлился увиденным, так как перестал ворчать и лишь тихонько сопел носом. Они вошли в собор, немного посидели на скамьях, отдыхая в прохладной гулкости, где эхо голосов и звуков органа омывало тела, унося прочь все плохое, суетное, позволяя стать лучше и чище… пусть хоть ненадолго. Мири разглядывала витражи. Это готика… это эпоха Возрождения, а это… это «Земной рай», выполненный по эскизам Шагала.

Творчество Марка Шагала Мири не любила. Его угловатые и несчастные фигуры казались ей чуждыми и неинтересными. Вот и сейчас… «Не место в этом торжестве света таким сценам, – сердито подумала девушка. Тоже мне рай…» И тут же устыдилась своих мыслей. «Если мне не нравится – еще не значит, что все так уж плохо. Ведь любой собор есть воплощение жизненного пути. А на пути этом встречается много разного: счастье, несчастье, тоска и смерть. И такая болезненная жизнь, странные мысли и формы тоже». Мири договорилась сама с собой: если прищурить глаза и воспринимать витражи Шагала просто как цветные пятна, то они не так уж дисгармоничны.

После собора они с Поросенком отгрузились в какую-то крошечную гостиничку… от усталости даже есть не смогли, просто разбрелись по комнатам, и Мири провалилась в сон, едва коснувшись головой подушки. И снились ей, конечно же, витражи… и удивительным образом сегодня она снова погрузилась в тот старый сон. Перед глазами кружились цветные пятна, складываясь в узор. Темная угловатая фигура… наверняка что-то раннее, готическое… Темный плащ, углами поднимающийся над плечами, словно сложенные крылья… мелькнуло на секунду красивое лицо, и Мири хотела было удивиться, что лицо такое знакомое. Я уже видела этот красивый рот, твердый подбородок. Вот только глаз не разглядеть, они словно застланы грифельно-серым туманом… Но странным образом картинка сместилась, и она не успела додумать мелькнувшую было мысль. Перед глазами предстало окно, освещенное, должно быть, заходящими лучами солнца. Совершенно незнакомый витраж… и выполнен он в ярких, но тревожных цветах насыщенно-красного и почти черного цветов. Мири вглядывалась в переливчатую яркость, не в силах различить рисунок, уловить смысл дробной картины и одновременно не желая его увидеть, ибо душа ее наполнялась предчувствием чего-то страшного и недоброго. Фрагменты витража дрогнули и поплыли, теряя разбивающие их рамы, сплавляясь во что-то не просто пугающее, а жуткое, такое, что замирает сердце…. Откуда-то донесся вой, леденящий душу. Автобус тряхнуло, и Мири проснулась. Она с благодарностью взглянула на бордосского дога, который, повинуясь окрику хендлера, лег на пол клетки и не стал больше тоскливо жаловаться на тяготы долгого переезда. Мири протерла глаза и поерзала, устраиваясь поудобнее. Рустем подошел и сел прямо на пол у ее ног, мимоходом погладив по коленке.