Случай в Кропоткинском переулке - Андрей Ветер Страница 34

— Из полученной информации, — докладывал Тамаев, — можно сделать вывод, что Юдин давно был морально готов покинуть нашу страну. Комплекс собственной неполноценности, или я бы сказал, комплекс нереализованности развил в нём активное недовольство своей судьбой…

— А в чём он не реализовался? — майор Аслаханов был худощав, с острым носом, тонкими губами, густыми бровями, тяжёлым гипнотическим взглядом.

— По словам некоторых его школьных и армейских товарищей, Юдин хорошо рисовал, но почему-то не решился пойти в художественное училище. Выбрал МВД.

— Ясно, — кивнул майор, — очередной неудавшийся гений.

— Ну а причиной своей «несложившейся» судьбы он прежде всего считал Советский Союз. Он не раз в разговорах упоминал об этом, неоднократно рассказывал о своей мечте перебраться в Финляндию.

— Почему именно в Финляндию, Гелани Оптиевич?

— Юдин вбил себе в голову, что он угро-финн и что наше государство растоптало его народ, его корни…

— Знакомая песня.

— Родственники у него дальние обнаружились в Финляндии, это сыграло свою роль. Ну и вообще…

— Ну и вообще, — кивнул Аслаханов. — И как же наши коллеги из МВД проморгали такого неблагонадёжного? У него же явный сдвиг по фазе… Впрочем, что теперь об этом? — Аслаханов поднялся из-за стола и подошёл к приоткрытому окну. Он проговаривал слова медленно, будто размышляя не только над тем, что он говорил, но и над чем-то другим, более важным. За его спиной висел на стене портрет Феликса Дзержинского; узкое лицо председателя ЧК смотрело прямо на собравшихся, взгляд был холодным, в прищуренных глазах угадывалось неудовольствие.

— Итак, товарищи, что мы имеем? — продолжал майор. — Исходя из того, что на руках застреленного Тевлоева и на коврике в машине обнаружены микрочастицы золота, следует сделать вывод, что Тевлоев изъял золото из своего тайника. Это означает, что золото теперь у Юдина, — майор вернулся за стол. — Юдин намерен покинуть пределы нашей страны. Вопрос — как? Первоначально мы предполагали, что он пойдёт по маршруту Тевлоева: в Турцию через Батуми, благо этот путь был ему известен досконально по материалам дела Тевлоева. У пограничников там имеются все ориентировки. Но теперь… Получается, что мы работали не в том направлении, которое должны были разрабатывать. А не упустили мы его?

— Нет, Султан Абуевич, — решительно качнул головой Тамаев. — Юдин хоть и молодой офицер, но всё же не человек с улицы. Он прекрасно знает, что сразу после его исчезновения из части по всей стране был объявлен розыск. А какие силы в этом бывают задействованы, Юдину хорошо известно… Я уверен, что он где-то отлёживается.

— Затаился? Что ж, будем надеяться, что он ещё не ушёл через границу, — майор некоторое время смотрел молча на своих сотрудников, переводя взгляд с одного на другого. — Раз у него на уме Финляндия, значит его надо ожидать скорее всего на советско-финской границе.

— Его бывшие одноклассники сообщили, что Юдин несколько раз ходил на охоту в тамошние леса, так что припограничные места он более или менее знает.

— Понятно… Кстати, Гелани Оптиевич, — Аслаханов взял двумя пальцами карандаш и ловко принялся вращать его, словно мельничными лопастями, — а вам удалось посмотреть, действительно ли Юдин хорошо рисует?

— Он давно не рисует, Султан Абуевич. Уже в армии забросил рисование. А от школьных лет кое-что сохранилось. Да, я видел, но не скажу, что это рука большого мастера. Так многие умеют… Вот, я привёз некоторые рисунки, — Тамаев развязал тесёмки картонной папки и вынул из неё десяток бумажных листов.

— Ну-ка? — сотрудники с интересом разобрали рисунки.

— Ничего особенного, — Аслаханов внимательно разглядывал карандашные работы. — Качественно, но всё-таки ничего особенного… Знаете, обидно было бы, если б это и впрямь был загубленный талант… Но тут я не вижу ничего гениального, хотя рисовать умеет… Может, я ошибаюсь, товарищи?

— Это, конечно, не картины. Скорее просто наброски, — ответил Тамаев. — Но картин у Юдина не было. Не успел… Я-то полагаю, что ему недоставало терпения. Он больше любил развлекаться, чем работать.

— Что ж… Надо в Москву отправить шифровку…

— Я сделаю.

— Хорошо… Теперь к другому вопросу, — майор Аслаханов отодвинул рисунки. — Послезавтра из Москвы к нам приезжает делегация иностранных журналистов. Четыре человека, их сопровождает корреспондент газеты «Правда». Кому-то в Москве пришла в голову светлая мысль показать Грозный иностранным журналистам, — Аслаханов скептически улыбнулся. — Так что надо организовать им встречу, повозить по району, показать с лучшей стороны. Гелани Оптиевич, возьмите на себя этот вопрос, побудьте их гидом. В составе этой делегации должен приехать английский журналист Тед Малкович, в действительности сотрудник британской разведки, кстати сказать, настоящий знаток истории Северного Кавказа и большой любитель Авторханова [25]. Так что уделите ему особое внимание. Имейте в виду, что Тед Малкович прилично говорит по-русски… Детали этого дела обсудите с капитаном Джамалдаевым, — Аслаханов кивнул в сторону лобастого мужчины, сидевшего по левую руку от Тамаева.

— Ладно, — кивнул Тамаев и с сожалением подумал, что приезд иностранцев выпадал на воскресенье, значит, опять не получится провести выходной день с семьёй.

— Гелани Оптиевич, — заговорил Джамалдаев, — я полагаю, что вас надо будет представить как инструктора горкома партии…

— Товарищи, вы уж как-нибудь в рабочем порядке решите это, — майор постучал пальцами по столу. — Если ко мне вопросов нет, то на сегодня все свободны.

* * *

Возле своего дома Тамаев увидел сидевшего на лавке Мусу Докаева, соседа по подъезду.

— Здравствуйте, дорогой Муса Султанович, — Тамаев остановился. — Что грустишь в одиночестве?

— Ай, Гелани Оптиевич! Рад видеть вас, — Муса с готовностью встал и протянул руку. У него было невероятно печальное от рождения лицо, будто он явился в этот мир, чтобы воплощать собой всю скорбь человечества. — Давно не виделись. Уезжали?

Тамаев кивнул.

— Я тоже уезжал, — Муса указал рукой на скамейку, предлагая место. Он был лет на восемь старше Тамаева, но всегда держал себя с ним предупредительно и с подчёркнутым уважением, как если бы общался со старшим. Он знал, что Тамаев работает в КГБ. — Ездил к родственникам.

— Далеко?

— В село Алхазурово.

— Что-нибудь случилось? — Тамаев спросил из вежливости. Он хорошо знал, что Муса не умел слушать собеседника. Он был из тех, о ком говорят, что они не закрывают рта. Когда кто-то пытался рассказать о своём, Муса словно запирался, темнел лицом, отстранялся. Он был неспособен слушать. Его интересовал только он сам и его работа, при этом область его знаний была исключительной узкой: он преподавал историю КПСС и досконально знал жизнеописание Ленина. Раньше он мог говорить на эту тему бесконечно долго, но в последнее время Муса сильно сдал, измучившись заботами о сыне-алкоголике, которого он безумно любил.