Лейтенант и его судья - Мария Фагиаш Страница 34

— Мы вынуждены жить очень скромно, — продолжил Дорфрихтер, обращаясь по-прежнему к Венцелю. — Я женился не на деньгах — обе наши семьи собирали тридцать тысяч залога буквально по кроне, чтобы я не был вынужден оставить службу. Принадлежать к корпусу офицеров для меня значит больше чем жизнь. Ради этой привилегии я готов отказаться от роскоши, любовных приключений, путешествий и развлечений. Такие же жертвы я требую и от моей жены. Я не знаю, господин генерал, приходилось ли вам требовать от женщины, чтобы она разделила с вами бедность. Позвольте заметить, что это не так легко!

— Ну хватит, Дорфрихтер! — взорвался Венцель. — Нам глубоко наплевать, сколько полок и цветочных ящиков вы повесили. В этом вас никто не обвиняет. Вы обвиняетесь в том, что пытались лишить жизни десять своих товарищей офицеров и при этом одного убили!

Кровь прилила Дорфрихтеру к лицу.

— Позвольте, господин генерал, — вы сказали «обвиняетесь»?

Венцель уставился на него:

— Именно это я и сказал. — Затем он повернулся к членам комиссии: — У всех такое же мнение, господа, не так ли?

Его взгляд переходил от одного лица к другому, ожидая подтверждения своим словам членов комиссии.

— Вы позволите сделать одно предложение, господин генерал? — спросил комиссар Вайнберг. — Хотелось бы посмотреть на этот ящичек для шитья, который господин обер-лейтенант сделал для своей жены.

Венцель не возражал. В дом Дорфрихтера был послан лейтенант. У него была с собой записка, которую Дорфрихтер написал жене с просьбой отдать ящичек ее подателю.

Дорфрихтеру было приказано пройти в соседнее бюро. Один офицер из штаба майора Шульце как раз отсутствовал. Средний ящик письменного стола был наполовину выдвинут так, что было видно его содержимое. Рядом со стопкой бумаг и формуляров лежал темный, блестящий и заряженный служебный пистолет.

Комната находилась на первом этаже, и снаружи, сквозь окно без штор, прохожим хорошо был виден сидевший за столом прямо, не облокачиваясь на спинку стула, Дорфрихтер. Иногда он вставал и прохаживался по комнате. Один солдат, проходивший мимо, видел, как он в какой-то момент остановился около стола и задвинул ящик.

Посланный лейтенант вскоре возвратился с ящичком. Это не был настоящий ящичек для шитья — поэтому Кунце и не мог о нем вспомнить. Это была небольшая, плетеная из прутьев коробка с откидывающейся крышкой, в которую были помещены девять маленьких коробочек для разных предметов.

— Очень практично, — заметил доктор Вайнберг.

Доктор с женой и тремя дочерьми жил в отдельном доме, в котором каждая комната выглядела так, как будто по ней прошел мамай. Его жена хранила пуговицы в черепаховой коробке, которую в случае необходимости найти было невозможно.

— Откровенно говоря, я не понимаю, какое отношение эта коробка имеет к делу Чарльза Френсиса, — сказал генерал Венцель.

Постепенно генерал Венцель начал терять терпение. Теперь, когда вину от армии отвести не удалось, подозреваемый должен быть обвинен, и чем скорее, тем лучше, считал он. Конечно, газеты поднимут шумиху, но со временем шум станет тише и прекратится совсем. Кроме того, ему срочно надо было вернуться в Вену: утром он позвонил любовнице, и ее горничная сообщила — она получала от генерала особую плату за эти услуги, — что та не ночевала дома.

— Наступил момент, господа, когда мы должны принять решение, — веско сказал он. — Я лично считаю, что этот человек виновен настолько, насколько это только возможно!

Венцелю нужно было теперь, чтобы и остальные присоединились к его мнению без лишних возражений. Непоколебимое спокойствие Дорфрихтера он воспринимал как оскорбление, а его замечание, что он женился не на деньгах, — как целенаправленный выпад. Венцель был не единственный генерал, женившийся на богатой еврейке, но относился к любому намеку очень болезненно. Иногда достаточно было самого безобидного замечания, и все — этот человек становился для него заклятым врагом.

Сейчас же он мог выплеснуть свой гнев на Дорфрихтера.

— Имеется три важных факта, говорящих против Дорфрихтера, — подвел итоги следствия на данный момент капитан Кунце. — Первое: он находился в интересующее нас время в Вене неподалеку от почтового ящика, куда были брошены письма с ядом. Второе: от смерти предполагаемых жертв он получал очевидные выгоды для своей карьеры. Третье: он купил дюжину коробочек именно того сорта, какие использовал Чарльз Френсис. Кроме этого, у нас есть заключение эксперта, подтверждающее бесспорную идентичность его почерка с тем, которым были написаны циркуляры. Но у нас по-прежнему нет доказательств того, что у него имелся цианистый калий, что он покупал, арендовал или имел копировальный аппарат. В его доме не было обнаружено бумаги того сорта, на которой были напечатаны циркуляры Чарльза Френсиса, не найдены красные чернила, красная лощеная бумага, а также клей. Нет свидетелей, которые видели бы его у почтового ящика на Мариахильферштрассе, хотя офицер в форме, ведущий на поводке большую собаку, должен был, с большой вероятностью, привлечь внимание идущих на работу ранних прохожих. — Он перевел дыхание. — Тем не менее на основании имеющихся доказательств считаю необходимым его арест.

Венцель обратился к Вайнбергу:

— А вы, господин комиссар?

— Как полицейский я убежден в его вине. Как человек я сомневаюсь.

— А вы, господин майор? — Вопрос был задан исключительно из вежливости, так как майор Шульце принимал участие в следствии только в качестве наблюдателя и представителя комендатуры Линца.

— Вы разрешите мне, учитывая противоречивость данных, господин генерал, воздержаться?

— Вы что, находитесь в приятельских отношениях с обвиняемым? — спросил Венцель.

Его сорвавшийся на фальцет голос выдавал его раздражение.

— Не совсем так, господин генерал, но мы с ним встречались. Видите ли, в нашем гарнизоне сильно чувство товарищества между офицерами, господин генерал.

— Это похвально, — пробурчал генерал, хотя по нему не было заметно, что он так думает. — Разрешаю воздержаться.

Голубые глаза под густыми седеющими бровями смотрели на Кунце.

— Мы получим этот чертов скандал, но отправляйтесь и арестуйте его. Вы ведь этого с самого начала хотели, не правда ли?

Создавалось впечатление, что генерал был недоволен положительными результатами следствия и вину за это возлагал на капитана.

— Я выполняю приказ, господин генерал.

Кунце решил не обращать внимание на сквозивший в словах генерала сарказм.

Генерал встал.

— Итак, господа, считаю заседание закрытым.

Вместе с лейтенантом, который вел протокол, Кунце вошел в бюро, где ожидал Дорфрихтер, и объявил ему о решении комиссии. Дорфрихтер выслушал его вытянувшись и ничего не сказал. Ему предложили сдать палаш и пистолет, если таковой имелся. Он ответил, что пистолета с собой у него нет. Поскольку Дорфрихтер все еще оставался офицером, его слова было достаточно.