Пятое Евангелие - Филипп Ванденберг Страница 34

– Обратите внимание на тех двоих в переднем ряду. Сидящий справа также подчиняется Гераклиту. Его зовут Тимон. В прошлой жизни он был доктором Марком Уоррентоном, преподавал в Оксфорде и считался лучшим в мире специалистом в области криптомнезии.

– Криптонезии?

– Криптонезия – это способность вспоминать забытую информацию. У некоторых людей она развита настолько сильно, что они в трансе или под гипнозом могут вспомнить события из своих прошлых жизней, что можно считать неоспоримым доказательством реинкарнации. При помощи некоего англичанина Тимону удалось получить данные о Древнем Египте, которые впоследствии были подтверждены археологическими находками. Сидящего напротив него молодого человека зовут Стратон. В прошлой жизни, когда его звали доктор Клод Вайл, он был самым молодым в мире руководителем института. Он родился вундеркиндом, в двенадцать лет окончил школу, уже и четырнадцать написал серьезную работу по медицине, а в восемнадцать стал руководителем научно-исследовательского центра в Тулузе, где занимался в основном проблемой глубокой заморозки сперматозоидов при помощи жидкого азота. Сюда ни попал по той причине, что в определенный момент ему пришлось преодолевать проблемы не научного, а этического характера. Сейчас он вовсю расхваливает результаты своих открытий и утверждает, что если бы его метод существовал в первом столетии, то сейчас он смог бы искусственным образом произвести на свет сына Сенеки.

Гутманн словно завороженный слушал Хелену и постепенно начинал понимать, что Лейбетра была на самом деле пристанищем одержимых. Одержимых наукой, для которых существовал только один грех – глупость. Пока что он не мог сказать, какие чувства испытывал к этому месту – благоговение или презрение. К тому же мысли профессора были заняты происходившим вокруг него и словами Хелены.

– Могу себе представить, – продолжила она, – сколько вопросов сейчас мучают вас!

Гутманн взял в руки стакан, сделал большой глоток вина и кивнул в знак согласия:

– Все верно. Например, мне не терпится узнать, кто финансирует научные исследования и выделяет деньги на содержание Лейбетры? Ведь на подобные вещи уходят огромные средства, и кто-то должен за всем этим стоять.

Задавая вопрос, Гутманн тайком наблюдал за Хеленой, словно опасался, что зашел слишком далеко. Но она лишь рассмеялась в ответ:

– Похоже, вам не приходилось жить на широкую ногу.

– Боюсь, что нет, – ответил Гутманн и скрестил руки на груди. – Профессор коптологии вряд ли имеет шансы стать богачом.

– В этом нет необходимости! Вам следовало бы знать, что люди, решившие порвать с прошлой жизнью, редко испытывают нужду. Они принимают такое решение лишь потому, что уже пресытились. Орфей богат, я бы даже сказала, невероятно богат. Пилон родился в Южной Америке, в семье крупного землевладельца. Хегезиасу принадлежит половина акций самой крупном в мире компании, сдающей автомобили в прокат. Гермес владеет нефтяными месторождениями в Нигерии. И каждый из них вкладывает сюда свое состояние. Нет, в Лейбетре не принято говорить о деньгах.

Постепенно настроение в зале становилось все более оживленным. Присутствующие пересаживались или, о чем-то споря, собирались в небольшие группки. Откуда-то доносилась музыка Моцарта. Гутманн подумал, что оказался в раю для философов

– Вы хотели что-то сказать?

Гутманн усмехнулся. Похоже, ни одна из его мыслей не могла ускользнуть от проницательной собеседницы.

– Я лишь подумал, – отозвался профессор, – что Лейбетра – рай для философов.

Хелена молчала, но это молчание означало, что Гутманн сказал что-то не то. Что-то расстроившее ее. Хелена резко взяла бокал и осушила его несколькими большими глотками, словно хотела набраться смелости. Затем она поднялась и, не сказав ни слова, направилась через зал к одной из оконных ниш в толстых стенах, которая была велика настолько, что вмещала деревянную скамью. Она молча смотрела в окно, в ночь.

Не зная, как лучше поступить, Гутманн наблюдал за своей собеседницей. Наконец он решился подойти к Хелене, сидевшей у окна, и спросил извиняющимся тоном:

– Я сказал что-то не то?

– Нет-нет, – ответила она. – Лейбетра действительно могли бы стать раем для философов. Если бы в ней не было философов.

– Вот как вы считаете… – сказал профессор. – Возможно, кто-то и понял бы вас, но не я.

Хелена попыталась найти отговорку.

– Я не имею права говорить об этом, – заметила она с горечью, – тем более вам. Ведь вы здесь совсем недавно.

Гутманн не мог понять, что заставило его собеседницу так разволноваться. Но он знал, как спровоцировать ее, поэтому просто молчал. Тогда Хелена начала говорить.