Синий тарантул - Георгий Ланин Страница 34

Тёмной облачной ночью к высокому кирпичному забору тюрьмы с чёрным полукругом ворот, подъехала автомашина. Когда она очутилась во внутреннем дворе, охранники выпустили из неё трёх людей. Один из них, высокий в светлом пальто, был бледен тем нездоровым цве­том гриба из подполья, который говорил о нарушении функций организма. Он сутулился, плечи его обвисли. Ноги человек переставлял тяжело, сгибая их сначала в коленях, затем чуть падая вперед, так что временами спутники брали его под руки.

­ И хотя ему был прочитан приказ об аресте, и он ма­шинально расписался на ордере, до сознания человека ещё не доходило то, что с ним произошло.

В полное нарушение тюремных правил его не обыскали, не опросили, не произвели записей в учётную карточ­ку, не провели в баню и не переодели, а сразу отвели на второй этаж в камеру № 40.

Язин приказал охранять этого человека самым тщательным образом, и поэтому Кривцов и Сергеев, два ра­ботника БОРа, вошли вместе с ним в четырёхместную камеру.

Вскоре больной лежал под одеялом.

Только сейчас он, видимо, понял, где находится. По­смотрев на толстую решётку окна, на людей, сидевших рядом, он испуганно расширил тёмные глаза и попытал­ся приподняться на локтях.

— Воды! — едва слышно попросил он и, запрокинув голову, упал на подушку.

Сергеев постучал о круглый глазок железной двери.

— Просят воды, — распорядился он, и вахтёр кинул­ся выполнять.

Приказ начальника тюрьмы говорил, что любая прось­ба из камеры 40 должна быть удовлетворена немедленно.

Поздно ночью Язин сидел в кабинете, размышляя, за­чем Волков на долгие часы уединяется в тайной пещере. Уже в который раз полковник сравнивал отпечатки пальцев, приведённые Шустовым из Верхнего Камыша, и отпе­чатки пальцев Волкова, добытые из его избы. Они полностью совпадали.

В том, что Волков — замаскированный иностранный разведчик, Язин был убеждён незыблемо. Но связан ли он с Главураном? Не угодила ли в сети БОРа посторонняя рыба? Слежка за Будиным убеждала в обратном.

Представляя, как Шустов в ледяной воде полз по уз­кому каменному горлу, Язин испытывал гордость за сво­их скромных помощников.

— Как здоровье Шустова? — спросил он секретаря в диктофон.

— Температура 40,8. Острое воспаление лёгких.

— Будут ли к утру розы? — спросил Язин, зная, что дактилоскопист — садовод и страстный любитель роз.

— Да.

Полковник опять углубился в пачки блестевших глянцем дактилоснимков. Бесчисленные извилистые линии, на­поминающие волокна древесин, образовали дуги, дельты, завихрения, извивы — те сложные неповторимые узоры, которые делают непохожими отпечатки пальцев разных людей. «Пальцы большие, плоские, — читал Язин дактилохарактеристику на Волкова. — Тип пальцевых узоров — дуговой, вид — шатровый...»

Достав свои записи, Язин прочёл: «Измерение пальцев по методу Пучкова говорит, что у неизвестного толстые, массивные пальцы с мозолью на левом указатель­ном пальце». Однако ни один снимок из заимки и пеще­ры не показывал, что у Волкова есть мозоль на левом указательном пальце.

Все эти дни Язина мучила также загадка истошного воя. Учёный-зоолог, которого посетили Язин и Смир­нов, расспросив о характере вопля, допускал, что они, скорее всего, слышали шакала, но категорически утверж­дал, что в бассейне Алмана и дальше на юг нет ни гиен, ни шакалов.

Неразрешённая тайна досаждала Язина тем назойли­вее, что он по складу своего ума и характеру работы не терпел ничего необъяснимого.

Было уже совсем светло, когда Жуков принёс папку с протоколом допроса Козлова.

Вначале Козлов запирался, но когда ему предъявили фотоаппарат «Кодак», замаскированный под ФЭД, теле­объектив и плёнку со снятыми на неё людьми Главурана, Козлов понемногу стал раскрывать детали своей работы.

Четыре скупых страницы допроса говорили, с каких пор Козлов фотографировал Главуран, докладывали о 3 000 рублей ежемесячной платы, о приказе не отходить от окон, начиная с 12 июля, о Карамазове — человеке с низкими надбровными дугами.

Солнце поднялось ещё выше, когда Язину доставили материалы по идентификации Ольги Павловны Зариной и Татьяны Сергеевны Дорофеевой. Вошёл Жуков и, зная, что особенно интересует Язина, подняв над головой руку с бумагой, сказал:

— С Верхнего Камыша!

Отправив людей следить за заимкой Волкова, Язин распорядился, чтобы они слали по радио регулярные со­общения о передвижениях Волкова. Очередная радио­грамма говорила:

«Верхний Камыш. 6.05.

Бакенщик в лодке. Гасит фонари. Посетителей не было. Людей в зоне нет.

Курков».

Ночной визит Будина на Верхний Камыш также не ускользнул от наблюдателей Язина, и на Ростовскую уже поступило сообщение о нём. Однако никто из наблюдателей не знал в лицо Будина. Темнота и собака бакенщика затрудняли слежку. Всё же, когда около часа ночи Будин и Волков, крадучись, вышли на берег, радио информировало Ростовскую, куда направилась их лодка.

Высадив Будина чуть выше водопроводной станции (где его, наконец, опознали), бакенщик взял обрат­ный курс, и вскоре его лодка слилась с чёрной водой Алмана.

Именно этого звена недоставало Язину! Выходило, что бакенщик Волков — замаскированный шеф Будина, того Будина, который встречается с Нежиным. Стало быть, плёнку с фотографиями страниц журнала сле­довало искать на заимке! Большим усилием воли Язин подавлял торжество — опасное для контрразведчика чувство.

Полковник по радио вызвал Власова, старшего по слежке за Будиным. Язин знал, что никто лучше малень­кого плотного Власова не выследит человека на улице, в здании, в самом людном и, что особенно трудно, в самом пустынном месте. Но сейчас полковник не был уверен, что даже Власов не упустил Будина.

Глядя в карие плутовские глаза своего подчинённого, Язин спросил:

— Где Будин?

— На квартире. Вошёл вчера в 4.30 дня, с той поры не выходил. Дверь и окно под наблюдением.