Графиня Калиостро - Морис Леблан Страница 34

Жозефина поднесла ко рту хорошо известный Раулю свисток — Леонар ждал сигнала где-то поблизости. Но она передумала: к чему звать кого-то, ведь и так она была полной хозяйкой положения.

Жозина подошла к Раулю, вынула кляп у него изо рта и сказала:

— Я так надеялась, что ты вернешься, Рауль!… Ты вернешься ко мне?

Если бы он был свободен, то сжал бы ее в объятьях! Но она почему-то не спешила развязать его. Что скрывалось за этой медлительностью?

— Нет, между нами все кончено, — прошептал он.

Встав на цыпочки и запечатлев поцелуй на его губах, она сказала:

— Все кончено? Ты бредишь, мой Рауль!

Боманьян вышел из себя, увидев эту неподдельную нежность, он хотел было схватить женщину за руку, но она резко обернулась, и кроткое спокойствие на ее лице сменилось отвращением и злобой.

— Не смей ко мне прикасаться, ничтожество! — воскликнула она с силой, какой Рауль от нее не ожидал. — Не думай, что я тебя боюсь, ведь я убедилась, что ты даже убить меня не можешь самостоятельно. Ты трус, Боманьян, твои руки дрожат! Моя же рука не дрогнет, когда настанет твой час!

Он отступил перед ее гневными нападками, а Жозефина продолжала так же страстно:

— Твой час еще не настал, до сегодняшнего дня ты не страдал по-настоящему, считая меня мертвой. Мучиться ты начнешь сегодня, когда узнаешь, что я жива и люблю другого. Слышишь, Боманьян? Я люблю Рауля… Сначала я сошлась с ним лишь тебе в отместку. Но сейчас я люблю его просто потому, что не могу без него. Прошло всего несколько дней, как он оставил меня, и вот когда я почувствовала, что он для меня значит. Только сейчас я поняла, что такое истинная любовь!

Казалось, она обезумела, как и тот, кого должны были терзать эти ее признания.

А Рауль… Пламя любви и восхищения в нем угасло. Красота и волшебство обольщения Жозефины были над ним не властны, и сейчас он не видел в ее лице ничего, кроме отражения жестокой душевной боли.

Она продолжала бросать Боманьяну слова любви и ярости, словно не замечая, как его скрюченные пальцы тянутся к ее горлу.

— Я люблю его, Боманьян! Огонь, который сжигает тебя, охватил и мое сердце. Это любовь, Боманьян, такая же сильная, как твоя, и к ней так же примешивается мысль о смерти. Да, я скорее убью его, чем отдам другой. Но он любит меня, Боманьян. Ты слышишь, он любит только меня!

Вдруг яростно сжатые губы Боманьяна искривились в усмешке. Его ярость и ревность излились во вспышке горького веселья:

— Он любит тебя, Жозефина Бальзамо? Ну да, он любит тебя, как и всех женщин на свете. Ты красива, и он вожделеет к тебе. Но появляется другая, и он точно так же жаждет и ее. Знай же это, и пусть тебя гложут муки ада!

— Если я узнаю о его измене… Но этого не может быть!

Она осеклась. Боманьян смеялся ей в лицо с такой злобной радостью, что ей стало страшно. Чуть слышно она произнесла:

— У тебя есть доказательства? Дай их мне! Даже не доказательства — намек, подозрение, повод сомневаться… И я убью его как собаку! — взгляд ее окаменел.

— Я не оставлю ни малейших сомнений, — торжествовал Боманьян.

— Говори. Назови ее имя.

— Кларисса д'Этиг.

Она пожала плечами:

— Это для меня не новость. Я давно знала об этой мимолетной интрижке.

— Мимолетной? Во всяком случае, не для него. Твой возлюбленный просил руки Клариссы.

— Не может быть! Я наводила справки — они встречались в поле два-три раза, не больше!

— И еще один раз… В спальне малышки д'Этиг.

— Ты лжешь! — крикнула она.

— В таком случае лжет ее отец, рассказавший мне об этом позавчера.

— Откуда он мог это узнать?

— От самой Клариссы.

— Какой вздор! Не могла она сделать отцу такое признание!

— Она была вынуждена признаться, — с гнусной улыбкой сказал Боманьян.

— Что? Какие обстоятельства ее вынудили?

— Она носит под сердцем его ребенка.

Жозефина Бальзамо задохнулась от гнева:

— Значит, речь идет о ее свадьбе с Раулем? Но разве барон д'Этиг на это согласится?

— Конечно, черт возьми!

— Ложь! Ты сам все это придумал! Где доказательства?

— Они обменивались письмами. Устроит тебя письмо, посланное им Клариссе?

— Посланное четыре месяца назад?

— Нет, всего лишь четыре дня.

— Письмо у тебя?

— Вот оно.

Рауль, следивший за этим диалогом со все растущим беспокойством, вздрогнул: он узнал конверт письма, отправленного им Клариссе д'Этиг из Лильбонна. Жозефина взяла листок из рук Боманьяна и прочитала его. Ее гордость была смертельно уязвлена, у нее едва хватило сил удержаться на ногах. Она искала взглядом глаза Рауля, и он понял, что Кларисса приговорена к смерти. Он не испытывал по отношению к Жозефине, Бальзамо ничего, кроме гнева.

— Годфруа перехватил письмо и передал его мне, прося дать совет, — пояснил Боманьян. — На конверте был штемпель Лильбонна. Так я напал на след вас обоих.

Графиня Калиостро молчала. Лицо ее хранило печать столь глубокого страдания, что посторонний человек, увидевший ее сейчас, преисполнился бы глубочайшего сочувствия. Но ее мысли были заняты только местью. Она обратилась к Раулю:

— Я же предупреждала тебя… Я говорила: пусть она не становится на моем пути.

— Но и ты вряд ли забыла, что сказал я, — резко ответил Рауль. — Если хоть один волосок упадет с ее головы…

— Ах, Рауль, как ты можешь так смеяться над моими чувствами. Пренебречь мною… Ради нее! Что ж, Рауль, тем хуже для нее!

— Не пугай, — твердо проговорил он. — Пока я жив, она в полной безопасности.

Боманьян наблюдал за ними, очень довольный, что присутствует при этой милой семейной перебранке. Наконец, Жозефина Бальзамо сумела сдержать свои чувства, рассудив, что незачем заранее болтать о мести, час которой еще не наступил. Новая мысль пришла ей в голову, и она прошептала, выдав свои затаенные мысли:

— Вы слышали свисток, Боманьян? Это один из моих людей, которого я оставила следить за дорогой… Особа, которую мы поджидаем, скоро придет сюда. Ведь и ты шел на встречу с нею, Боманьян, не правда ли?

В самом деле, оставалось непонятным, с какой тайной целью Боманьян оказался здесь. Как узнал он день и час назначенного свидания? Какими сведениями он располагал о деле вдовы Русслен?

Графиня бросила взгляд на Рауля, убедилась, что тот крепко связан и не может участвовать в предстоящей схватке, ни тем более помешать ей. Боманьян внушал графине куда большее беспокойство.

На пороге возник Леонар. Быстро осмотрел комнату, шепнул несколько слов на ухо графине. Та, казалось, была удивлена и пробормотала: