Убийственный возраст - Геннадий Сорокин Страница 34

Первый тревожный звоночек для Козодоева прозвучал в среду. Вечером Быков вызвал его на лоджию двенадцатиэтажки и тихо сказал:

– Лена говорит, что у восьмого дома сегодня целый день милицейская машина стояла.

– Ну и что! – не задумываясь, ответил Сергей. – Мало ли что могло случиться. Может быть, обворовали кого-то. Мы-то тут при чем?

Мишка подозрительно посмотрел на приятеля, но дальше тему развивать не стал. В пятницу он вновь вызвал Козодоева на разговор:

– Серега, ты мне все рассказал, что в квартире произошло?

Под пристальным взглядом друга-здоровяка Козодоев поежился, но сохранил спокойствие.

– Чего рассказывать? Он зашел, я оттолкнул его и выбежал из квартиры. Деньги не брал, чайный гриб из банки не пил, – натянуто пошутил Сергей, но Быков юмора не оценил.

– Значит, ты оттолкнул его и убежал? – со скрытой угрозой в голосе спросил он. – А молоток там откуда взялся? Ты вообще в курсе, что мужик этот умер?

– Кто тебе сказал такую ерунду? – переспросил Сергей. От неожиданной новости он растерялся, но самообладания не потерял.

– Вся Волгоградская про этот случай говорит. Насчет денег ты не соврал, а вот с мужиком решил затемнить?

– Кто темнит? – перешел в наступление Козодоев. – Я тебе всю правду рассказал, а про молоток специально промолчал, чтобы ты не дергался раньше времени. Кто бы знал, что он помрет? Я ведь не сильно его ударил – так, вскользь…

– Ты убил его, – твердо и мрачно произнес Быков.

Всего тремя словами лучший друг Козодоева предельно лаконично и недвусмысленно передал свое отношение к событиям, произошедшим в квартире Бурлакова. Из этих трех слов главное было «ты». Оно означало, что Сергей убил хозяина квартиры из своих личных побуждений, не посоветовавшись с подельником и другом.

– А что мне оставалось делать? – вскипел Козодоев. – Ты же его упустил!

Мишка схватил друга за грудки и впечатал в стену.

– А ну, повтори еще раз! – прорычал он. – Значит, я виноват, что ты ему голову молотком размозжил? Может быть, и в квартиру я тебя позвал? Это твоя мамаша по мужикам шляется, моя-то дома сидит.

– Успокойся ты! – Козодоев рывком высвободился от захвата Быкова. – Ничего еще не случилось. Нас там никто не видел, деньги я не брал. Менты побегают, посуетятся и успокоятся. Мало ли нераскрытых преступлений у нас в городе происходит.

Сергей хотел привести парочку убедительных примеров, но не мог припомнить ни одного серьезного случая, когда бы милиция сработала вхолостую. Пока Козодоев лихорадочно перебирал все громкие преступления последних лет, Быков неожиданно успокоился.

– Ты не вали все в одну кучу, – недовольно, но уже достаточно мирно пробурчал он. – Убийство, оно и есть убийство.

Чувствовалось, что у Мишки отлегло от сердца. Действительно, чего зря из кожи лезть, если их никто не видел? Менты убийцу будут искать среди врагов Бурлакова или на грабителей все спишут.

– Ты там не наследил? – с подозрением спросил Быков.

– Зуб даю! – Козодоев щелкнул ногтем по переднему резцу. – Я перчаток в хате не снимал.

– Если нас заметут, то зубом ты не отделаешься, – не то с угрозой, не то просто констатируя факт, сказал окончательно успокоившийся приятель. – Пошли к толпе, а то нас потеряют, базары всякие пойти могут.

В подъезде при свете тускло мерцающей лампочки Сергей украдкой, раз за разом всматривался в лицо Кайгородовой и пытался понять, что ей известно об убийстве. Лена вела себя как обычно.

«Мишка пока держит слово, – подумал Сергей. – Если бы он рассказал Кайгородовой, что это я убил мужика в восьмом доме, она бы сейчас на меня с ужасом смотрела, а так совсем не замечает. Словно меня и нет в подъезде».

Дома Козодоев пошагово восстановил хронологию последних дней и проанализировал свои действия в квартире Бурлакова.

«Быков до понедельника явно никому не говорил, что мы собираемся на дело. Про любовника моей матери он будет молчать. Мишка чтит уличные законы, а по ним даже чужая мать неприкосновенна. Но все это до поры до времени. Если нас менты зацепят, мою мамашу он заложит по полной программе. Так, что мы имеем? До понедельника все чисто: мы с ним надолго не уединялись, демонстративно не секретничали. В понедельник я отметился на УПК, и если будут разборки, я могу сказать, что меня в момент убийства даже близко к восьмому дому не было. Я был на другом конце города, гайки слесарям помогал крутить. Сейчас кто вспомнит, что я делал в ремонтном цехе? Едем дальше. Около дома нас никто не видел. Вернее, меня никто не видел… Забавная ситуация. Так и подмывает послать корешка на хрен, и пускай сам выкручивается! Я-то чистеньким в этой истории получаюсь, я-то нигде не засветился».

Перед сном Сергей затеял пустяковый разговор с матерью. По ее поведению он понял, что она еще ничего не знает о гибели любовника.

«Завтра мамочка пойдет к любимому Котику и обалдеет, когда узнает, что ему голову проломили. Интересно, с каким настроением она вернется со свидания? Так, к черту маму! Вернемся в квартиру. Я там не наследил? Вроде бы нет. Перчатки я снимал, но ни к каким гладким поверхностям не прикасался. С молотка отпечатки пальцев снять нельзя. У нас такой же на кухне висит. Я проверил – он шершавый, на нем ничего не останется. Что еще? Свидетелей нет, следов нет, письма я украл, так что менты до правды никогда не докопаются. Все чисто! Если Мишка не запаникует, нам все сойдет с рук. Должно сойти».

Обдумав сложившуюся ситуацию, Сергей решил, что ни при каких обстоятельствах не признается в убийстве.

«Если менты бросят меня в КПЗ и будут каждый день бить, я выдержу пытки. Три дня, сжав зубы, потерпеть – и ты на свободе! Главное, никому, ни одному человеку на свете никогда не рассказывать об этом убийстве. Не было меня там! Я в понедельник на автобазе помогал мужикам автобусы ремонтировать».