Миллион для Коломбины - Анна Дубчак Страница 33

– В смысле?

Он понял, что чуть не проговорился.

– Я хотел сказать, что меня туда могут не пустить. Да и разговор с Надеждой хотелось бы провести при других обстоятельствах, не таких печальных.

– На поминки всех пускают. – Гурвич с трудом скрыл усмешку. – Скажете, к примеру, что лежали с ее матерью в одной больнице. Это ее подкупит и вызовет доверие к вам. Вот только не пойму, почему бы вам просто не встретиться с ней и не поговорить? Не попросить ее помочь в вашем деле? Пообещайте ей заплатить, и она подтвердит то, что должна подтвердить, свидетельствовать…

И тут, к удивлению Григория, Гурвич трясущимися руками достал из кармана банкноты, те, что недавно получил от него, и вернул ему.

– Вот, возьмите. Я понимаю, почему вы обратились именно ко мне. Конечно, пенсионер, старый и больной старик, которому нужны лекарства. Однако бывший мент, который хорошо знает жителей города и может помочь собрать информацию об интересующей девушке. Одно вы не учли, Григорий Яковлевич Максимов: я все-таки мент, ментом и умру. Да, я знаю, кто вы, действительно адвокат. Но знаю и то, что ваша дорожная сумка полна денег. Скорее всего, краденых. Вы можете меня убить. Вот прямо сейчас. Но можете просто взять и рассказать мне, зачем вам Надя. Поверьте, ей сейчас и так несладко. И я не могу позволить, чтобы и вы тоже добавили горя в ее жизнь. Не представляю себе, зачем она могла вам понадобиться настолько, что вы приехали за ней из самой Москвы, но дело, полагаю, очень серьезное.

Ситуация сложилась идиотская. Сказать, что Григорий не был к ней готов? Готов. Он знал, к кому обращался. Мент, он и в Африке мент.

Между тем Гурвич не спускал с него глаз.

– Что, Гриша, не знаешь как поступить? Довериться мне или нет?

– Знаю, – сказал Григорий и рассказал старому менту, утаив некоторые подробности, всю правду.

– Вот теперь я могу взять деньги, что тебе вернул. – Слабая улыбка тронула губы старика. – Будем работать!

В ту ночь Григорий никак не мог заснуть. У него за его небольшую адвокатскую карьеру было довольно много дел, и большинство из них он выигрывал. Но все они были какими-то примитивными, ясными, связанными с арбитражем, особенно часто с процедурой банкротства предприятий, и особых усилий для того, чтобы защитить клиента, не требовалось. Важно было вовремя собрать необходимые документы, найти нужных свидетелей и построить защиту, основываясь на логике и на просчетах противоположной стороны. Он умел и любил копаться в документах, для него пухлые папки с многотомными делами казались интереснейшими головоломками, в которых он мог часами разбираться, пытаясь найти нужную ему информацию. Единственным условием в его работе было полное доверие к нему клиента и безусловная правда. Если в процессе работы выяснялось, что клиент скрыл от него важную информацию, он тотчас разрывал с ним договор и расставался, не возвращая аванс. Но таких дел за его практику было всего два.

Уголовными делами ему вообще не приходилось заниматься никогда. Но та ситуация, в которой он очутился, пахла не просто уголовщиной, а чистым криминалом. По воле случая оказавшись втянутым в сложную и опасную интригу, он решил в какой-то момент отнестись к этому как к игре. По натуре человек легкий, веселый, однако с хорошо работающими мозгами, он как-то быстро просчитал все ходы этой игры, в душе посмеиваясь над противниками, и совершил преступление так, как если бы заранее знал, что ему за это ничего не будет. И когда он уже это сделал, забрал все деньги из чужого сейфа, и когда понял, что обратного хода нет и что теперь ему придется идти до конца, вместо ожидаемой тревоги или даже страха быть пойманным и уличенным в краже он вдруг почувствовал внутри себя необыкновенную свободу. Как если бы после многолетнего просиживания в судах и прокуратурах, где ему приходилось проглатывать огромное количество информации, после унылой и однообразной работы с документами, приносящей ему, однако, неплохой доход, он вдруг оказался на пиратском корабле, но не пленником, а самым главным пиратом, заводилой, весельчаком, даже романтиком! Конечно, ничего этого не было бы, если бы не знакомая фамилия на конверте. И это удивительно, что он сумел прочесть эту фамилию, поскольку конверт был мокрым, и буквы расплывались черными потеками по истерзанной бумаге.

– Этого не может быть… – прошептал он тогда, и перед его глазами пронесся, словно выскочив на всех парах из прошлого, разгоряченный, в крепко пахнущем поту конь. Он тоже улыбался, скаля желтые зубы, но не ему, а своей свободе и возможности лететь по цветущему лугу, он косил глазом на блестящую гладь реки, в которой отражалось голубое, с белыми перистыми облаками небо, вдыхал запах полевых цветов и свежескошенного сена, и лучи заходящего солнца заплетались в его спутанной черной гриве…

А еще нежное девичье лицо, утонувшее в ромашках. Так выглядит настоящее счастье…

И вот теперь он точно знает, что это она. И хотя он ее еще не видел, и все-таки не был уверен, что это не дичайшее совпадение, он хотел, очень хотел, чтобы это была она. Странное чувство он испытывал: с одной стороны, он стопроцентно, если верить официальным документам, знал, что это она, Надя Сурина, с другой же – неужели это действительно она, та самая Надя, которая…

И почему, когда он думает о ней, у него болит нога?

Григорий сел на постели. В открытое окно лилась песня многочисленных сверчков, притаившихся в траве. Такая мирная и пространственная песня. Он нащупал рукой выключатель, и настольная лампа, одолженная ему хозяином дома, такая старая, но еще крепкая, красивая, с продолговатым изумрудного цвета плафоном, загорелась, осветив всю комнатку зеленовато-желтым светом.

Он откинул одеяло и при свете лампы осмотрел свою ногу. Чуть повыше пальцев правой ноги розовел довольно грубый шрам темно-розового цвета. Это он, шрам, реагировал на воспоминания, словно жил отдельной жизнью. Боль была туповатая и какая-то странная, обжигала его волнами.

«Что я ей скажу, – думал он. – Как представлюсь? А если она вообще не подпустит меня к себе?»

Хотя он мог бы рассказать ей все как есть. Но тогда в ее жизни начнется новый ад. Вот за что ей все это? Нет. Он представится ей каким-нибудь шалопаем, веселым дураком, который хочет провести рядом с ней свои сумасшедшие дни. Конечно, если она законопослушный человек, да еще и трусиха, то вряд ли поддержит его, скорее всего сдаст его полиции, как вора. И чтобы этого не случилось, будь она даже прокурор в душе, он должен пустить в ход все свое обаяние, чтобы переманить ее на свою сторону, а потом, если удастся, и вовсе сделать ее своей соучастницей. Пока. Потом-то все разрешится, причем самым наилучшим образом. Просто нужно время. Но чтобы все получилось так, как он задумал, надо самому поверить в благополучный исход дела. А для этого отмести прочь все сомнения и свои личные страхи, которые у него имелись, как и у каждого нормального человека.

Перед тем как отправиться на встречу с Надей, Григорий первым делом навестил скупщика – Семена Михайловича. Предложить ему было абсолютно нечего, да и светиться перед ним было опасно, он наверняка появится на поминках и сразу узнает его. Поэтому Григорий, разыскав его каморку в бывшем комбинате бытовых услуг, попытался увидеть его через стеклянную прозрачную дверь, густо облепленную датчиками охранной сигнализации. Он несколько раз прошелся мимо двери, бросая взгляд на темную фигурку за прилавком, ему удалось даже сделать снимок, увеличив который растягиванием на экране телефона получил довольно-таки подробный портрет. Отвратительный старик. Глаза умные, но и только. Все остальное не внушало симпатии. Дряблая кожа, нос висит унылой коричневой пористой грушей, спускаясь почти до губ. Да и губы какие-то темные, страшные, словно он выпил чернил. Просто замечательный жених для красавицы Нади.