Царство черной обезьяны - Анна Ольховская Страница 33

Франсуа обшарил все загашники и облегченно вздохнул – есть! Зачем он таскает ее с собой, если не курит? А на всякий случай.

И вот этот всякий-превсякий случай наступил. Да еще как наступил – здоровенной лапищей на голову.

Слабенький огонек зажигалки справился с освещением лишь ближайшей части огромного, развалившегося над всем домом, помещения. И Франсуа снова порадовался своей предусмотрительности – без огня он точно бы свернул себе если не шею, то ногу. Слишком уж хаотично был завален пол чердака. Какие-то ящики, коробки, доски, обломки мебели и прочий хлам полосой препятствий лежали перед беглецом.

А еще было совсем непонятно, куда двигаться дальше. Выхода на крышу не наблюдалось. Значит, надо пробираться дальше, возможно, искомый выход отыщется там.

Франсуа осмотрел нагромождения хлама, мысленно проложил оптимальный маршрут, запомнил его и закрыл зажигалку. Следовало беречь единственный источник света и не расходовать его понапрасну.

А теперь на четвереньки и – вперед. Почему на четвереньки? Да потому, что передвижение медленное, плавное, и в случае отклонения от маршрута соприкосновение с препятствием будет не столь болезненным – дреды на голове смягчат удар.

Смягчать-то они смягчали, вот только каждое такое столкновение, похоже, вытряхивало из головы часть заложенной там информации, и отклонений от маршрута становилось все больше. А тут еще не в меру развитая фантазия парня подкинула ему очаровательную картинку: растаман, с упорством маньяка бодающийся с хламом. Хлам визжит и пытается увернуться, но чернокожий любитель рэгги настойчив, он догоняет трусов и забадывает их на фиг.

Приступ истерического хохота опрокинул беглеца на пол и скрючил в бублик. Все силы парня уходили теперь на то, чтобы не ржать во весь голос. Он зажимал рот рукой и давился неудержимым хохотом, выдавливающим из глаз слезы. Хохотом на грани рыданий.

Потому что отчаяние, гнусно хихикая, подкрадывалось из мрака все ближе. Оно дышало в спину, заставляя волоски вдоль позвоночника вставать по стойке «смирно».

Франсуа начал молиться добрым духам вуду – Думбалле и Матери Земли Эрзули. Сквозь сотрясающие все тело приступы хохота он, едва дыша, проговаривал заклинания.

Получилось. Истерика уползла в темноту следом за отчаянием, подгоняя незадачливого напарника увесистыми плюхами.

Франсуа полежал еще несколько минут, успокаивая мечущееся в груди сердце и восстанавливая дыхание. Затем осторожно встал и зажег свой огонек в ночи.

Ну что же, все оказалось не так уж плохо, он почти не сбился с пути и добрался до намеченной точки, с которой можно было увидеть еще часть чердака. «Гы!» – радостно ухнуло откуда-то со стороны отчаяние. Выхода на крышу по-прежнему не наблюдалось.

– Заткнись, – вполголоса проворчал Франсуа, размышляя, что же делать теперь.

Бодаться с хламом дальше или придумать что-то еще? Бодаться, конечно, не хотелось, но что-то еще не придумывалось, оно пряталось в подпол. Вернее, в подсознание.

Утешало одно – снаружи не доносилось ни звука. Франсуа посветил на часы – ага, он тут копошится, оказывается, уже довольно долго, до полуночи оставалось двадцать минут. Очень хочется надеяться, что Абеля никто не хватится до самого утра. Если, конечно, не предусмотрена смена караула.

А впрочем… Может, и не надо, чтобы в доме все спали? Иначе совершенно бредовая идея, непонятно откуда залетевшая только что в голову парня, может привести к очень несимпатичному финалу. Для беглеца несимпатичному.

Потому что он решил ни много ни мало – поджечь дом. Вернее, чердак. А когда огонь обнаружат и примутся тушить, в суматохе сбежать. Должны ведь вызвать пожарных, у которых есть славные такие, длинные-предлинные лестницы.

Ага, и с какого перепугу они станут лестницы на пустую крышу тянуть? За котами? Ведь обитатели дома ниже тусуются.

Ладно, пусть не тянут, главное – пусть приедут вовремя, иначе поджигатель превратится в цыпленка гриль.

Несмотря на свой образцово-показательный идиотизм, идея нравилась Франсуа все больше и больше. А что? Подтащить хорошо горящий хлам поближе к чердачной двери, но так, чтобы не завалить ее полностью – открываться деревяшка должна. Самому спрятаться в противоположном конце чердака, предварительно освободив его от дерева и картона (там огонь не нужен, дым – тем более), и дождаться, пока пожар обнаружат.

Голос рассудка метался внутри, названивая во все колокола, он орал, он прыгал, он размахивал руками, пытаясь привлечь к себе внимание. Бесполезно, Франсуа его не слышал. Вернее, не хотел слышать.

Он был занят. Перетаскиванием всех этих коробок, ящиков, досок и прочего топлива. А если учесть, что этим приходилось заниматься в абсолютной темноте, да еще и по возможности бесшумно, – какой там рассудок! Кончай метаться и орать, помоги лучше. Груда у входной двери росла, приобретая угрожающие размеры. Так и до появления диких альпинистов недалеко.

Пожалуй, хватит, иначе, кроме альпинистов, Франсуа достанет и жар от костерка. Даже в самом дальнем углу чердака.

– Ты перестарался, парень, – хмыкнув, заявил ему внутренний голос.

Возможно. Но зачем сообщать об этом таким гнусным голосом? Почему голос этот чужой и в то же время до тошноты знакомый? И, наконец, почему он доносится откуда-то со стороны двери, а не изнутри, как и положено благовоспитанному внутреннему голосу?!

Вспыхнул свет, наотмашь хлестнув по глазам. Глаза немедленно заслезились, и Франсуа рефлекторно прикрыл их руками.

– Ну и зачем ты соорудил эту баррикаду? – насмешливо продолжил тот же голос. – Надеялся отсидеться тут, завалив вход? Да вроде нет, дверь свободно открывается. Тогда что же?

Франсуа наконец проморгался, вытер глаза и посмотрел туда, куда, если честно, смотреть не хотелось. Совсем.

Потому что по доброй воле любоваться самодовольной физиономией Паскаля Дюбуа могут только лизоблюды колдуна. А вот, кстати, и они.

Позади сидевшего в инвалидном кресле (интересно, его прямо в кресле сюда волокли, или один нес драгоценную хозяйскую тушу, а другой – кресло?) бокора столпились, похоже, все обитатели этого дома. Толпа, во всяком случае, собралась приличная, разглядеть всех Франсуа не мог, многие остались за дверью.

Среди тех, кто просочился следом за обожаемым господином на чердак, несостоявшийся беглец заметил мрачную физиономию Абеля. Подбородок громилы, и раньше не отличавшийся аристократичностью линий, сейчас распух и больше всего напоминал кочан капусты. Причем фиолетовой капусты, для гурманов. В его глазах даже самый большой оптимист не смог бы отыскать теплых чувств к Франсуа. Их совсем не было. Ни капельки. А то, что там было, парню очень не нравилось.

– Я все никак не мог понять, чем ты тут занимаешься. – Дюбуа с любопытством рассматривал груду хлама у двери. – Ради чего рисковал, топая и таская мебель? Стоп-стоп, неужели… Ты что, поджечь меня решил? Вот же идиот!