Она была актрисою - Александра Авророва Страница 33

Начала она с главного.

— Ты знаешь, что твой собственный язык — твой главный враг? — грозно осведомилась она за кофе, когда Лешка был выдворен спать.

— Ох, — вздохнула Марина, — мне самой жутко стыдно. Но вроде бы все обошлось.

— Это тебе кажется, что обошлось, а на самом деле вряд ли. Ты, видимо, не заметила, как он на тебя посмотрел?

— Заметила. И, кстати, очень удивилась.

— А чего удивляться? Как будто не знаешь, что он из себя представляет. Ну, и что мне теперь прикажешь делать? Ты меня в какое положение поставила? Между двух огней. Я тебе что, камикадзе?

— Ну, — неуверенно заметила Марина, — он ведь не знает, что его слышала именно ты. Он, наверное, думает, это была я.

— Ты мне зубы-то непонятностями не заговаривай! — потребовала Виктория Павловна. — Я не знаю, что он думает, но он скорее удавится, чем позволит мне поставить твою новую пьесу. А я уже на нее настроилась!

— Погоди, при чем здесь пьеса?

Вика развела руками.

— Ну, ты даешь! Ты что, не поняла, что его болтовня про «Ромео и Джульетту» только из-за того, что ты дала ему от ворот поворот? Ты считаешь, ему не наплевать, что именно мы будем ставить? Не будь наивной. Его не волнует ничего, кроме собственных шкурных интересов.

— Погоди! — остановила подругу Марина. — Ты о ком?

— О директоре нашем, конечно, о ком еще?

— А я о Кирилле! — засмеялась та. — Вот тебе наглядное подтверждение, что у каждого своя картина мироздания.

— Маринка, не надо про мироздание, я с тобой о деле говорю, — серьезно попросила Вика. — Господи, ну, что тебе стоило подписать это паршивое интервью! Все подписывают. А была б ты под защитой Черновой, этот козел тебя бы не тронул.

— Вичка, мы уже это обсуждали! Ну, не могла я.

— Ладно, проехали. Все равно Чернова тебя уже никогда не простит, и второго шанса с этой стороны у тебя не будет. А вот с Сосновцевым — другое дело. Я специально присмотрелась, он хоть и зол на тебя, а слюни до сих пор пускает. А с его-то самомнением, задурить ему голову — пара простых. Скажи, что нарочно пыталась вызвать его ревность, потому что боялась, он относится к тебе не так серьезно, как ты к нему. Потому что для тебя, мол, это вопрос жизни и смерти, а для него — минутное развлечение. Он это съест за милую душу, да еще добавки попросит. Если честно, неужели тебе трудно пару раз с ним трахнуться — для пользы дела? Конечно, он не Ален Делон, но фигура у него что надо. Может, даже удовольствие получишь. По крайней мере, с тебя не убудет, это точно.

И вдруг Марина вскипела. Вика и не представляла себе, что она на это способна, да еще по столь ничтожному поводу.

— А почему кто-то другой должен за меня решать, с кем мне спать, а с кем нет? — рявкнула она. — Господи, как мне все это надоело! Почему я не имею права вести себя так, как мне хочется, а не как требуют какие-то психопаты?

«Психопаты — это обо мне, — покаянно подумала Вика. — Я действительно переборщила. Может, у нее любовник ревнивый, а я…»

Марина, бросив на подругу быстрый взгляд, тут же смягчилась и, словно прочтя ее мысли, почти спокойно объяснила:

— Да я не о тебе, Вичка, я о них. Ты мне хочешь как лучше, это я понимаю. Ты даешь совет, а я вправе послушаться его или нет. Это нормально, это естественно. А вот чего не терплю больше всего на свете, так это покушения на мою свободу. В конце концов, я же не в рабстве нахожусь, ведь так? Нет на свете человека, в паспорте которого написано: «Он имеет право распоряжаться Мариной Лазаревой».

— Нет, конечно, такого человека, — подтвердила ошарашенная собеседница. — Так почему они ведут себя так, словно есть? Почему Чернова требует, чтобы я потеряла свое лицо, подписав вульгарную болтовню? Она меня и видела-то один раз в жизни, а уже требует от меня унижения. Зачем ей это надо?

— Для тиража. А что она тебя в статье обругала, так она просто на тебя обиделась. Она не привыкла к отказам.

— Не понимаю, почему оценка моего творчества должна зависеть от оценки моего характера, — передернула плечами Марина. — Или, тем более, от моих сексуальных предпочтений.

— А какие у тебя сексуальные предпочтения? — рискнула осведомиться Вика.

— Обыкновенные. Я, разумеется, не против, чтобы мужчина делал первый шаг, я только за. Но право решать, надеюсь, все же принадлежит женщине.

Господи, да я скорее согласилась бы переспать с твоим Сосновцевым, если б он действительно в меня влюбился и страдал от этого, но при одной мысли, что он требует моего согласия, хочу я того или нет, меня просто трясет. Если он сейчас ведет себя подобным образом, что же с ним стало бы потом?

— А что потом? Ничего особенного.

— Неужели? Ты не замечала, большинство мужчин уверены, что если женщина с ними спит, это автоматически дает им право полностью распоряжаться ее судьбой. Он, естественно, остается свободным, а она обязана приноравливаться. А я не в силах этого терпеть, понимаешь? Наверное, у меня обостренное чувство свободы. По большому счету, и мною умный человек может вертеть, как захочет, но от открытого принуждения я выхожу из себя.

— Заметно, — улыбнулась Виктория Павловна. — А ты не задумывалась над этим с практической точки зрения, а? В чем твоя свобода? В том, что твои пьесы не будут ставиться? Разве тебе не хотелось бы, чтобы их поставили?

— Хотелось бы.

— Вот видишь! Разве то, что их не будут ставить, — твой свободный выбор? Ничего подобного! Так не лучше ли поступиться свободой в малом — приврать там или что еще — ради того, чтобы получить ее в большом? В том, что действительно важно.

— А в этом вопросе нет большого и малого. Я не умею поломать себя на время, а потом снова собрать в исходном виде. Моя душа не настолько эластична. Это все-таки не детский конструктор, а, надеюсь, нечто более сложное.

— Сложное — это уж точно, — кивнула Вика. — Ты вечно придумываешь сложности там, где их нет. Свобода ей, видите ли, нужна! Хороша свобода, если каждый кретин может разрушить твою карьеру. Свобода как раз в том, чтобы обвести этого кретина вокруг пальца.

— Конечно, абсолютной свободы нет и быть не может, — возразила Марина, — но я предпочитаю хотя бы ее иллюзию. Я сама решаю, согласиться или отказать, хотя при этом, естественно, учитываю последствия. И пусть результат моего выбора не всегда меня устраивает, у меня все же остается ощущение, что это мой выбор.

Вика поняла — спорить бесполезно. Маринка в чем-то покладистая, однако в некоторых вещах ужасно упертая. Тем не менее, в одном вопросе хотелось-таки открыть ей глаза. Теперь стало ясно, почему подруга незамужем, и, честное слово, вдвойне обидно! И Вика сказала:

— Зато в отношении мужчин ты сильно ошибаешься. Я, конечно, не Сосновцева имею в виду, он действительно любит покомандовать, но не все же они такие! Вот мой Сашка… он за всю жизнь никогда… вот клянусь — никогда, ни разу!