Аслан и Людмила - Дмитрий Вересов Страница 33

В одну из таких ночей с горной тропы он увидел освещенный вход в пещеру. Человек это или джинн, но он должен пригласить ночного путника к огню.

К тому же у Аслана в кожаной седельной сумке было мясо убитой этим утром лани. Не с пустыми руками следовал он к хозяину пещеры.

По теням, отбрасываемым пламенем на каменный свод, Аслан сосчитал количество людей у костра, и смело вошел внутрь. В пещере был всего один человек. Он поздно заметил постороннего, и рука, потянувшаяся к оружию, явно запоздала. Человек понял это и смело посмотрел в лицо ночному гостю.

— Ассалам алайкум! — поздоровался Аслан.

Человек у костра не ответил, только кивнул в знак приветствия и жестом пригласил путника к огню. Аслан понял, что перед ним человек чужой веры, хотя и горец.

— Я рад гостю, — сказал человек по-русски. — Присаживайся ближе к огню. Жаль, мне нечем угостить тебя. Охота моя закончилась неудачно… Меня зовут Балия Цабаури. Я — хевсур из Гудани.

— Я — Аслан Мидоев из Дойзал-юрта.

— Ты кистин?

— Нохча… чеченец.

— Давно не видал я чеченцев в наших горах, — сказал гость, но продолжать не стал, решив, что расспрашивать человека вот так сразу неприлично. — У меня осталась еще кукурузная лепешка. Давай, разделим ее с тобой.

— Ты не обидишься, Балия, если я сам угощу тебя? Мне на охоте повезло сегодня больше, чем тебе.

Он достал из сумки окорок и протянул его хевсуру, тактично решив, что хозяину пещеры и распоряжаться приготовлением пищи. Балия сделал неловкое движение навстречу, но что-то помешало ему протянуть руку. Аслан понял, что нога хевсура спрятана под бурку не просто так. Видимо, неудача на охоте заключалась не просто в отсутствии добычи, а в серьезном увечье.

— Ты ранен? — спросил чеченец.

— Я сорвался со скалы, когда подкрадывался к туру. Кажется, сломал ногу. Ты бы видел, Аслан, как потешался надо мною рогатый разбойник. Он посмотрел на меня сверху вниз со скалы, потряс бородой и злорадно заблеял, засмеялся. Ты никогда не видел смеющегося тура?

Аслан улыбнулся. Хевсур, видимо, был веселым и добрым человеком. Судя по всему, был он небольшого роста, не богатырь, но легкий и проворный. Травма причиняла ему сильную боль, но он не показывал виду, только бледнел, и капелька пота сбегала по его виску и высыхала на щеке.

Чеченец закопал мясо в горячие угли.

— Давно ты здесь? — спросил Аслан.

— Второй день.

— Я не такой, конечно, лекарь, как наш старик Дута, но все-таки позволь посмотреть твою ногу. Может, я чем-нибудь смогу помочь.

Балия откинул бурку, и Аслан увидел распоротую штанину и белевшую в рваной ране сломанную берцовую кость. Нога распухла и посинела.

— Тебе надо вправлять кость, — сказал чеченец. — Этого я делать не умею. У меня есть с собой немного сандаловой воды. Она снимет опухоль и облегчит твои страдания. Утром я отвезу тебя в твое селение. У вас есть хороший лекарь?..

Аслан никогда так много не говорил, как в эту ночь у костра. Он уверял себя в том, что говорит только для того, чтобы отвлечь Балию от боли, но чувствовал, что лукавит сам перед собой. Аслан словно знал этого хевсура всю жизнь, только чьей-то злой волей тот потерял память, и теперь Мидоев спешил рассказать другу все, что тот забыл. Хевсур тоже хотел говорить, но Аслан не разрешал ему тратить силы.

Рассказал он Цабаури и услышанные им недавно ингушские легенды про богатыря Хамчи и его верного друга Сипуни. Хевсур посмеялся и сказал, что это история про него, Балию, что он и есть тот самый заячий джигит, только потерявший волшебную силу бороды. Над ним до сих пор потешаются в Гудани за маленький рост.

— Но ты не подумай, Аслан, — сказал он, забавно хмурясь, — Балия Цабаури никому не прощал насмешек. Пусть я — заячий, но настоящий джигит. Спроси об этом любого в Хевсуретии, и тебе скажут, что я не лгу.

До Гудани добрались только на рассвете следующего дня. В горах была гроза с порывистым ветром, и им пришлось переждать ее. Когда на окраине большого села показался незнакомец, который вел в поводу коня с сидевшим на нем Балией, навстречу выбежала стайка чумазых и оборванных ребятишек. Они что-то закричали на своем наречии и побежали по селу.

— Что они такое говорят? — спросил Аслан.

— Они говорят, что страшный кистин привез Маленького Цабаури. Так они меня называют. Но я не сержусь на детей. Не сердись и ты, Аслан.

Они ехали по хевсурскому селению. Из всех дворов им приветливо кричали, только около одной сакли, перед тем как повернуть к родному дому Балии, они услышали низкий, грубый голос. Широкоплечий чернобородый горец, как понял без перевода Аслан, говорил что-то обидное и дерзкое его спутнику. Балия тоже ответил, что-то не менее громкое и раскатистое.

Когда они отъехали, Аслан спросил, что кричал ему этот горец и что ему ответил Балия.

— Это Чалхия Миндодаури, — пояснил Балия. — Мы с ним в ссоре. Я же говорил, что никому не позволяю смеяться надо мной, кроме женщин и маленьких детишек. Мы должны были встретиться с ним на шугли.

— Что такое шугли?

— Это такой поединок между поссорившимися мужчинами. Теперь он крикнул мне, что я специально сломал на охоте ногу, потому что испугался встретиться с ним в шугли.

— Что же ты ему ответил?

— Я сказал, что даже без рук, без ног выйду на поединок, чтобы наказать этот дрянной бурдюк, наполненный прокисшим вином.

— Хорошо ответил!

Отец и мать Балии — старики Цабаури — встретили Аслана, как самого дорогого гостя. Аслан был молод, первый раз в жизни он уходил так далеко в чужие края, первый раз он был в гостях у иноверцев, и первый раз ему так искренне радовались совершенно чужие люди. Он даже позволил себе наесться больше обычного, чтобы не обижать стариков, хотя всегда соблюдал старинную заповедь: есть за столом столько, чтобы в любой момент можно было броситься в бой, сохраняя легкость в теле.

К Балии пришел старик-костоправ. Он поставил кость на место, к удивлению Аслана, наложил на перелом свежую, еще липкую, шкуру барана внутренней частью к телу и крепко стянул повязку ремнем. Точно также поступали и чеченские лекари. Аслан сказал об этом. Старик-костоправ ответил, что в молодости ходил по всему Северному Кавказу, учился у разных народных лекарей. Бывал он и в Чечне.

— Все лечат по-разному, но кости у всех одинаковые, — сказал старик, уходя.

Вечером в саклю Цабаури зашли молодые хевсуры и сказали, что Чалхия Миндодаури ждет хвастуна Балию на шугли. Балия вскочил на ноги и тут же стал падать на руки стоявших поблизости. Ни о каком поединке не могло быть и речи.

— Нет! — кричал хевсур, чуть не плача. — Привяжите меня к дереву! Я буду драться! Я не позволю радоваться этому наглецу и грубияну! Я заставлю его уважать Цабаури!