Президентский полк - Феликс Меркулов Страница 33

— Капитан Сонькин, — представился первый. Немного подумал и добавил: — Юрий.

— Капитан Николай Карпов, — более уверенно назвался второй.

Обоим было лет по тридцать пять. Капитан Сонькин был белобрысый, с крутыми скулами и жесткими светлыми глазами. Капитан Карпов — чернявый, с густыми бровями и правильными чертами лица. Но при всем различии было в них что-то общее. Они не запоминались. Стоило отвернуться от них, и они как бы переставали существовать, растворялись в массе, как пассажиры метро.

Асланбек никогда не имел никаких дел с гэбистами, если не брать в расчет начальника первого отдела, а о восточногерманской Штази только читал. Но герр Швиммер был прав: все они были одной породы. Какая-то незаметная черта отличала их от обычных людей. Так опытный, много лет прослуживший милицейский опер даже вне службы помимо своей воли профессионально присматривается к окружающему.

— Располагайтесь, — радушно предложил Асланбек. — Будьте как дома.

Но они продолжали стоять.

— В чем дело? — спросил Асланбек. — Что-то не так?

— Нет-нет, все в порядке, — заверил Литвинов. — Вы неплохо устроились, господин Русланов.

— Я нахожу в этом несколько изощренное и даже извращенное удовольствие, — пошутил Асланбек, но по каменным лицам гостей понял, что шутка не понята. И объяснил, чтобы они могли попять: — Такие апартаменты производят сильное впечатление на деловых партнеров. По-русски это называется пускать пыль в глаза, но на Западе к этому относятся весьма серьезно.

— Неплохо устроились, очень неплохо, — повторил Литвинов. — А там что?

— Спальня.

— А там?

— Кабинет, лоджия, ванная.

— Можно посмотреть?

— Разумеется, почему нет?

По знаку Литвинова Сонькин и Карпов умело рассредоточились по апартаментам. Перед тем как заглянуть в комнату, они открывали дверь и тут же отступали в сторону, словно бы опасались, что оттуда прозвучат выстрелы. Из этого Асланбек сделал вывод, что оба капитана — что-то вроде группы захвата или силового прикрытия. И хотя они находятся в подчинении Литвинова, отношения их более сложные. Вероятно, в своем деле они были профессионалами очень высокого класса, и это сообщало их отношениям с начальником не то чтобы развязность, но известную степень свободы.

— Все чисто, — закончив осмотр, доложил Карпов.

— Да вы никак опасались засады? — усмехнулся Асланбек.

— Служба, — недоброжелательно буркнул капитан Сонькин.

— Понимаю. Служба есть служба. Раз уж вы, Сергей Иванович, назвали свое воинское звание, уточните — подполковник чего?

— Что значит — чего?

— Минобороны, МВД, Интерпола, Генпрокуратуры?

— Мы из Федеральной службы безопасности.

— Я так и думал, что этим делом займется ФСБ. У нас на Кавказе считается неприличным начинать разговор с гостями с дела, но один предварительный вопрос я все же задам. Что с моей семьей?

— Разве вы не видели объявления в газете «Zweite Hand»?

— Видел.

— Почему же спрашиваете?

— Чтобы получить информацию не из вторых рук, а из первых.

— Ваша семья в полной безопасности.

— Это я и хотел услышать. Спасибо, подполковник. Спасибо, ребята. Огромное вам спасибо. А теперь будем ужинать. Снимайте пиджаки, устраивайтесь поудобнее. Пистолеты можете пока положить в холодильник.

— Почему в холодильник? — удивился капитан Сонькин.

— Чтобы не испортились.

— У нас нет оружия, — хмуро сообщил капитан Карпов.

— Прошу извинить. Я пошутил. И боюсь, что неудачно. Но ужинать мы все-таки будем.

— Не беспокойтесь, мы не голодны, — отказался Литвинов.

— Мы перекусили в Макдоналдсе, — объяснил Сонькин.

— Совет номер один. Никогда никому не говорите в Вене, что вы едите в Макдоналдсе. Этим вы сразу снижаете свой социальный статус. В Макдоналдс ходят только студенты и люмпен. Серьезные люди не ходят туда никогда. И второе. У нас на Кавказе никогда не спрашивают гостя, голоден ли он. Сначала накрывают на стол. В этом есть историческая традиция. Если гость отказывается преломить хлеб в доме хозяина, он пришел с дурными намерениями.

— Нам не стоит светиться в ресторане, — сделал еще одну не слишком уверенную попытку отказаться капитан Карпов.

— А мы и не пойдем в ресторан. Поужинаем в номере. Легкий фуршет а-ля Франсе. Здесь прекрасная французская кухня. Когда-то очень давно в этом отеле было французское консульство. С тех пор и сохранился дух бель Франсе.

— Убедили, — помедлив, кивнул Литвинов.

Пока два официанта, вкатившие трехэтажную тележку с закусками, сервировали стол, гости молча курили. В их молчании угадывалась напряженность, причины которой Асланбек не понимал, и это его беспокоило.

Он подписал счет, дал официантам на чай и предложил гостям на выбор богатое содержимое бара.

— Водка здесь скверная, — предупредил он. — Вина есть очень хорошие. Сам я предпочитаю сухой херес урожая девятьсот шестьдесят седьмого года. Если покрепче — рекомендую виски «Джонни Уокер». «Блю лейбл» — с голубой этикеткой. В Москве часто бывает «ред лейбл», красная этикетка, реже черная — «блэк лейбл». «Блю лейбл» не видел ни разу. А оно стоит того, чтобы его попробовать.

— Годится, — оживленно согласился Сонькин и принялся уважительно рассматривать бутылки в баре, как заядлый книголюб, впервые попавший в дом, рассматривает книги в богатой библиотеке хозяина. Но в конце концов он все-таки выбрал «блю лейбл».

— Итак, друзья мои, — начал было Асланбек, но Литвинов его перебил:

— Извините, Русланов, что нарушаю кавказские традиции, но у нас тоже есть один предварительный вопрос. Он так же важен для нас, как для вас безопасность вашей семьи.

— Спрашивайте.

— Можно взглянуть на ваши документы?

— Вас интересует мой паспорт?

— Не только.

— Понимаю. Банковская книжка?

— Да.

— Извольте.

Загранпаспорт Асланбека гости просмотрели бегло, а банковская книжка «Кредитанштальта» подверглась самому тщательному изучению.

— Откуда и когда поступили эти миллионы на ваш счет? — спросил Литвинов.

— У меня не было времени этим интересоваться. Счетом в Вене мы не пользовались много лет. Я заказал раскладку — движение сумм за последние годы. Обещали подготовить. Но это требует времени. И для вас, как я понимаю, это сейчас не главное.

— Что, по-вашему, для нас главное?

— То, что эти сорок два миллиона долларов действительно лежат на счету моей фирмы. А это приводит к выводу гораздо более важному. Это означает: все, что я сообщил в факсе, правда. Признайтесь, что вы в этом сомневались.