Тайна Черного моря - Игорь Чубаха Страница 33

Он сперва не въехал, что дельфины натасканные, поскольку млекопитающие субмарины затеяли игру с боевым пловцом, как кошки с мышкой. И не сразу врубился, что натасканы звери корейцем или японцем – короче, не нашенским, чужестранным инструктором. И в общем-то не имело значения, врубился или не врубился [10]. Дельфины поиграли-поиграли и выстроились в боевой порядок: пятеро удерживают пловца на глубине, а двое клювами вырывают загубник. Шутки кончились. Тут же из непроглядного мрака выплыла касатка. Тоже оказалась дрессированная…

Ну, здравствуй, Кремль. Красная, мокрая и скользкая, словно не из кирпича, а из очищенной свеклы, покрывшейся капельками проступившего сока, семиметровая стена. Пусть и увенчанная двурогими зубцами-мерлонами, как шут дурацким колпаком, – тоже несерьезная преграда для трех отпетых боевых пловцов, решивших подхалтурить за счет отпуска. А ливень – это даже хорошо: какой боевой пловец боится воды? Зато система «День-ночь», как краб на тухлятину реагирующая на биообъекты массой от тридцати килограммов, боится и, значит, отключена. Кремлевские тайны сторожит только «Нестор-216 [11]». Спасибо гидрометцентру за наши счастливые будни. Если б не дождь, Папе пришлось бы платить за ликвидацию Сумарокова не пловцам, а парашютистам.

Трое злоумышленников не стали мудрить с присосочными стеноходами – не столько из-за традиционной нелюбви к заумным примочкам, сколько потому, что во время дождя это опасно: коэффициент скольжения хрен просчитаешь. Хотя со стороны очень красиво – черно-синие ящерицы на красном.

– Ой, я, кажется, в дерьмо вляпался, – брезгливо поджал ногу Запольский и старательно принялся вытирать подошву о траву.

Командир группы решил не отчитывать подчиненного. Если вляпался, значит, так было надо. Не салабон, чтоб на первой же противопехотной мине подрываться. Значит, больше ступать было некуда. Это ж Кремль, здесь вся земля в «секретках».

– Не вытирай. Мало ли чье. Может, это сам насрал. Может, потом ещё хвастаться будешь, – хихикнул Насибов. – Или, может, это ты из-за высотобоязни…

А глаза так и оставались холодными и пустыми, словно не человек шутил, а механически открывала рот сиамская бойцовая рыбка.

Контрабасно загудела тетива раскладного арбалета, выплюнув керамический зуб на капроноволокнистом шнуре, и спустя минуту на стену взмыл, по-паучьи поджав ноги, последний – Андрей.

Не сопряженная с заданием опасность и не то, что приходится брать грех на душу – профессионал против профессионала, – бесили командира группы. Ничего не боялся Андрюша Тихомиров и не верил ни в Бога, ни в черта. Только вот стеснительным он стал после службы на Тихом океане. Стеснялся, что во рту зубов – один, два, расчет закончен. Пока бился с касаткой, дельфины вместе с загубником оприходовали и челюсть, как крабы дохлого морского ежа. Андрюша уворачивался от торпедных атак касатки, пытался прорваться к поверхности и, пуская кровавые облачка, выталкивал прочь изо рта с корнем вывороченные зубы, которые тут же вертикально шли ко дну.

А вставную челюсть вместе с оружием, содержащим металлические части, пришлось оставить на сохранение Папиному холую.

И ещё проблема, нет, проблемка, именно проблемка: в арсенале работодателя в достатке имелись снайперские винтовки и даже гранатометы, а вот чего-нибудь пластикосодержащего, что не заставит «Нестора» плотоядно мигать красным огоньком на пульте охраны в Боровицкой башне, не нашлось.

Ну что ж, наши руки не для скуки. А руки наши длиннее, чем щупальца кальмара.

Наводчика они разглядели за деревьями не сразу. Молодой человек подпирал ствол древней липы и искренне полагал, что сей услугой Папе сможет оплатить немалую долю доминошного долга придурку Шустрому. Не выйдет: если попал Папе в лапы, то это навсегда.

Пусть со стороны сие выглядело как минимум глупо, Михаил Карчек изображал застигнутого непогодой врасплох и забившегося под дерево туриста. А что ещё оставалось делать?

Карчек служил Папе. За мелкие подачки, за возможность бесконечно откладывать расчет по долгам с Шустрым. А ещё точнее – за чувство причастности к чему-то таинственному и великому. А как иначе не потерять остатки самоуважения?

Карчек когда-то журфак закончил, в молодости известным репортером стать собирался, русский язык оттачивал, чтобы грамотным быть, на московский «Московский комсомолец» работал внештатником – пока не выперли…

Не помогли ни журфак, ни мечта юности. Покатился Миша Карчек по наклонной, в домино начал играть, и что теперь? Теперь работает на Папу, беззаветно почитает его и служит ему верой и правдой.

Собранная в морщины кора дерева сыро пахла плесенью; прижавшись к мокрому стволу, оставляющему на рубашке пятна, махровые, словно сажа, Карчек то и дело проводил рукавом по лбу и волосам, сбившимся в истекающие водой пряди, и тер окуляры выуживаемым из-под брючного ремня краем рубашки. Затем снова водружал нелепые в непогоду солнцезащитные очки на мокрый нос.

Не помогало. Не рассчитанный на сильный дождь цейсовский прибор дальнего видения бастовал.

Одно радовало: отсюда, из-за декорирующих изнутри кремлевскую стену деревьев даже невооруженным глазом было видно, что вокруг двух «мерсов» нет никакого движения. И не должно быть ещё около часа. Иначе что это за экскурсия, да ещё в такой потоп?

Карчек не волновался. Только слегка побаивался надвигающейся простуды, поскольку уже явно шмыгал носом. А чего ещё ожидать, проторчав сорок минут под проливным дождем?

Еще Карчеку очень хотелось в сортир, но покинуть пост было никак нельзя. Также никак нельзя было совершать мокрое дело здесь – вдруг случайный патруль засечет и препроводит в отделение, а там поинтересуются: что это у вас, гражданин Карчек, за аппаратура с собой? Уж не затаили ли вы, гражданин Карчек, черные мысли против кремлевских мечтателей нового поколения?

О том, что он, именно он засек господина Сумарокова, Карчек уже отправил депешу на катер. И гордился собой Карчек – словами не передать. А может, это подкрадывающаяся температура пополам с лихорадкой приводили «шестерку» в состояние эйфории? Нет, не «шестеркой» в этой игре был Карчек! И сквозь стену дождя ему уже виделся его звездный час, медали, ордена и много-много денег. Возможность выйти в тузы. Папа не должен, не имеет права забыть того, кто, невзирая на непогоду, выстоял на самом важном рубеже. В жизни всегда есть место подвигу.