Эксгумация - Даниэль Жирар Страница 33

Сан-Франциско, Калифорния

В пятницу от Хэла не было никаких известий, а вот работы навалило под завязку. Ситуация усугублялась тем, что каждый раз, когда звонил ее телефон, Шварцман тут же бросала свои дела, чтобы ответить на звонок. Она провела три вскрытия, а в три сорок пять уехала, чтобы успеть к доктору Фрейзеру.

В отсутствии вестей от Хэла не было ничего удивительного. Зачем звонить, если не о чем сообщать?

Похоже, ничего нового нет. Никаких зацепок по Терри Стайн, ничего нового о настоящей личности Виктории. Ни связующей ниточки, ведущей к Спенсеру.

От него тоже никаких вестей.

Анна не могла решить, сюрприз это или нет.

Она не знала, как долго это продлится.

Впрочем, его молчание никогда не бывало долгим.

Кабинет доктора, с его фикусами и свежесрезанными желтыми тюльпанами, был призван вселять спокойствие.

Желтые.

Шварцман зябко потерла ладонями плечи и глубоко вздохнула, пытаясь успокоить бешеное сердцебиение. Чтобы отвлечься, проверила на телефоне электронную почту и последние результаты лабораторных исследований.

Происхождение семян лаванды, обнаруженных в легких жертвы, установить не удалось. Ничего удивительного. Лаванда обычно не ассоциируется с убийством, так что просьба найти конкретное растение была весьма необычной и вряд ли выполнимой.

Шварцман отправила информацию Хэлу. Она проверяла наличие новых писем каждые пятнадцать-тридцать секунд и, наконец, в отчаянии, взяла со стола номер журнала «Ю-эс уикли».

Заглавная статья была посвящена актрисе, которая столкнулась с раком. Гордая женщина улыбалась в камеру. Ее голова была выбрита наголо. Она надела ярко-желтый свитер. Желтый — цвет рака. Только так и никак иначе.

Шварцман была благодарна, когда ее наконец вызвали в смотровую, где доктор Фрейзер подробно рассказал про процедуру и шансы на успех.

— Я бываю в этой комнате с женщинами, чьи биопсии оказались совершенно чистыми, и с женщинами, которые вернутся на следующей неделе, чтобы спланировать лечение, — сказал он. — Независимо от результатов, я здесь, чтобы помочь вам пережить это.

Она вздрогнула.

— Нервничать — это нормально.

Дверь открылась, и вошла медсестра. Она представилась как Бонни. Самоуверенная. Бодрая. Жизнерадостная.

— Бонни излечилась от рака груди, — объявил Фрейзер.

К хирургическому топику медсестры была приколота розовая булавка. Прямо над сердцем.

— Рада познакомиться, Аннабель, — сказала она, протягивая руку.

Шварцман почувствовала, как у нее похолодело внутри.

— Пожалуйста, — сказала она. Пожалуйста, не называй меня Аннабель. — Я привыкла к имени Анна.

— Хорошо, — сказала Бонни, делая пометку.

Шварцман не нервничала.

Нет, мысль о раке груди ужасала, но человек способен вместить в себя лишь ограниченное количество ужаса, а она уже была поглощена чем-то, кем-то, гораздо более смертоносным, чем рак.

Сама биопсия была быстрой и не очень болезненной. Они взяли пробы из обоих надпочечников, а также из кальциноза в ее правой груди. На протяжении всей процедуры Бонни болтала, объясняя куда более подробно, нежели было необходимо, как долго может ощущаться болезненность. Также она сказала, что Анна может принимать ибупрофен, и сообщила многое другое о процедурах и способах борьбы с тревогой.

— Все в порядке, — сказала наконец Шварцман, и Бонни закрыла рот. Возможно, она была слишком низкорослой. Пригодились методы отвлечения внимания. По этой части у нее имелся большой опыт.

Впрочем, в самой идее рака было что-то успокаивающее. Да, мысли о болезни заполонили ее мозг, но зато ее не мучил вопрос, когда, где и как Спенсер появится снова.

Однако, вернувшись в тот вечер домой, она была взволнована и расстроена. Было уже почти шесть, а от Хэла никаких известий. Вероятно, ей придется ждать до конца выходных, чтобы узнать хоть что-то.

Анна попыталась придумать, как ей хотя бы на вечерок забыть про работу. Можно пойти в кино, но она не любила ходить в кино одна, довольствуясь в таких случаях книгой, уютным пледом и стаканом бурбона «Эван Уильямс». Анна как раз допивала последнюю бутылку, оставшуюся после смерти отца. Всего их первоначально было одиннадцать. Интересно, купит ли она его сама, когда закончится последняя, или разлюбит бурбон, поскольку бутылка не будет отцовской?