Улыбка смерти на устах - Анна и Сергей Литвиновы Страница 33

— Тогда я оставлю это здесь, на оградке, — говорю я и вешаю платочек на заборчик, что отделяет от тротуара зеленые насаждения.

— А вы, девушка, здесь неподалеку живете? — берется за дело гражданин.

— Да, там, чуть дальше, — неопределенно машу я рукой. На самом деле я проживаю на расстоянии десяти остановок на метро, плюс автобус, но ему об этом знать не обязательно.

— Вас проводить? — Старая школа, галантный папик. Будь он лет на тридцать моложе, сразу бы в кусты потащил.

— Если вам по пути, то можно.

А его дом — он рядом, и я это знаю. По дороге, идти-то метров двести, он начинает нести всякую пургу, типа, а не страшно ли мне ходить одной, и всякие с понтом-отцовские наставления, что ай-ай-ай и девушке надо беречься — а я думаю, возьмет ли он сразу быка за рога или ограничится робкой просьбой дать телефончик, и тогда еще раз придется тащиться к нему на свидание. Мы знакомимся, я называюсь Леной, совершенно не нужно, чтобы он меня знал по настоящему имени, и документов у меня с собой нет, лишь в секретном отделении в сумочке — права: на случай, если вдруг прикопаются полицейские.

В подъезде у объекта консьержка отсутствует, я это уже разведала, однако вот камера под козырьком имеется. По этой причине я одета в стиле гранж: клетчатая кепочка и большие очки с простыми стеклами. Я надеюсь, что маскарад поможет утаить от камер мое лицо.

Когда я довожу объект до его подъезда, он, наконец, решается:

— Может, зайдем ко мне, выпьем по пятьдесят капель. — Ура! Я изображаю сомнения и даже, слегка, оскорбленную невинность:

— Да удобно ли это? — но в итоге все-таки (естественно) соглашаюсь. Я помню о своей миссии.

В лифте он настолько ошеломлен собственным неожиданным успехом, да и вообще нашей встречей, что молчит.

Квартира большая, и потолки высокие, три комнаты, все понты, и присутствия женщины не видно. Имеется фотография дамочки в траурной рамке. Он сразу предлагает мне выпить, и у него находится даже белое вино, которое я по жизни предпочитаю, довольно неплохое, пино гриджио из Венето, и я же не автомат и не спецагент, мне тоже требуется расслабиться и настроиться. А он наливает себе виски, включает музыку, приглушенный свет и начинает заливаться соловьем, и я замечаю, что, несмотря на его годы, у него возникает эрекция. Вряд ли непосредственно на меня, я еще даже не разделась и ни сантиметра своего роскошного тела не заголила, разве что коленки видны, не прикрытые юбчонкой, а на саму ситуацию: ночь и прекрасная незнакомка в его квартире.

И чтобы все ускорить и нас сблизить, я говорю, сразу на «ты»:

— Налей-ка виски и мне — пожалуйста, со льдом.

Он приносит мне стакан, подает и сразу начинает лапать, но я отстраняюсь и смеюсь:

— Дай хоть допить сначала, медведь!

И это плюс-минус первый, наверно, раз (не считая нескольких случаев пьяной отключки или мерзкого насилия), когда я ложусь с мужчиной не потому, что он мне нравится и/или мне любопытно с ним быть, а потому, что мне нужно с ним возлечь — для каких-то своих целей. Однако, невзирая на то что мне он нисколько не люб, я от его неловких телодвижений получаю подобие удовлетворения. Наша одежда разбросана, большая кровать даже не расстелена. Но для моих целей этого мало, поэтому я отправляю его — большого, грузного, полуседого — в ванную и шепчу:

— Я хочу еще, ты только виагру не пей, со мной у тебя и безо всякой виагры все получится.

И я следом за ним иду в ванную и сама принимаю душ — а он ждет меня голый в кровати. А потом я раскочегариваю его и утомляю настолько, что он засыпает — мертвецки, как колода, едва успев опростаться.

Того мне только и надо, и я осматриваю и изучаю всю квартиру, высматривая и вынюхивая, что мне может быть полезным. Аптечка, ящики стола, фотографии, телефон, компьютер, нисколько не запароленный — очень многое мне про объект становится ясно. Я кое-что прихватываю у него, и это не деньги и не драгоценности. Не знаю, заметит ли он исчезновение и свяжет ли его со мной? Не важно, даже если обнаружит пропажу, всегда можно отбрехаться: «Ты что, дурак? Зачем мне?!» Потом у меня мелькает мысль написать ему записку, но я одергиваю себя: «Ты что, идиотка — такая улика, оставить собственный уникальный почерк!» — и ограничиваюсь тем, что треплю его, спящего, по пегим волосам. Он храпит самозабвенно — да, радость ему привалила. Напоследок.

Хотя и не в самый последний раз.

Конечно, мои отпечатки и ДНК в квартире остаются, да и глупо было бы пытаться от них избавиться. Что мне, прикажете сексом в огромном презервативе, на все тело, заниматься? Однако ни пальчиков моих, ни генетических меток ни в каких базах нет, а кроме того, вряд ли меня полиция будет искать — а даже если, при самом паршивом раскладе, станет, то вряд ли успеет.

Я одеваюсь, тихонечко выхожу из квартиры. Около двух ночи, и на дворе никого. Лифт я вызываю с другого этажа, чтоб соседи в глазок не рассматривали. Такси — тоже, только отойдя на три квартала от его дома и с «левого» телефона, на меня не зарегенного.

А когда, уже под утро, приезжаю к себе домой, с того же самого левого номера посылаю ему на телефон короткую эсэмэску: «Прекрасная ночь!» — и добавляю: «Хочу ЕЩЕ!» Пусть старичок на прощание порадуется.

Я нисколько не сомневаюсь, что сразу же, как проснется и прочитает, он позвонит — а вы, я обращаюсь к мужчинам, насколько быстро набрали бы мой номер после подобного сообщения?! Как-то мне кажется, что через семь секунд.

И, конечно же, когда я просыпаюсь на следующий день, уже сильно за полдень, вижу на своей левой трубке пять пропущенных вызовов от него.

С работы я уволилась, сбережений мне пока хватает. И хватит до конца.

Но все равно, хотя я не была ничем особо занята, я не бросилась немедленно в объятия Порецкого. Во-первых, мужик, чтобы дойти до готовности, должен, как хорошее горячее блюдо, потомиться на медленном огне: как утка конфи, или куриный бульон, или хаш. Вдобавок наша следующая встреча обещала стать последней, и я сама хотела перед ней настроиться, подготовиться, постараться предусмотреть всё и ничего не забыть. А потом, не свет клином сошелся на задании, что мне выпало. У меня была еще и собственная жизнь — включая напряженную и временами бурную личную.

Мне с колледжа не привыкать встречаться с двумя-тремя-четырьмя одновременно. Мой личный рекорд — восемь свиданий за одни длинные выходные, восемь! Конечно, не в Торжке и даже не в Твери, в маленьких городах чихнешь — тебе из дома напротив «Будь здоров» прилетит. Но в бурнокипящей столице жить двойной, тройной жизнью, врать, лукавить, изворачиваться — в этом же дополнительный драйв, адреналин, наслаждение! Даже Филя, мой режиссер несостоявшийся, меня учил кокетничать по телефону с другим в то самое время, когда он в меня проникает — чрезвычайно это и меня, и его возбуждало и вдохновляло, словно «амур де труа».

А у меня в июне как раз начинался роман с Андреем, и тот, богач и звезда, оказался одним из тех немногих, к кому меня влекла не только плоть, но и нечто еще. Он третьим моим таким был — после Родьки и Фили, по которым я реально некогда обмирала. Жаль только, что женатый — сколько бы он сам ни пел, что с супругой они давно живут в открытом браке и их ничто не связывает, кроме былых воспоминаний. Да, Андрюшка был реально мужчина мечты: умный, четкий, резкий, стройный, высокий, накачанный. Богатый. Постарше меня, под пятьдесят, с подрощенными детьми. Ах, какой бы мы с ним были парой!.. Поэтому он у меня был в приоритете, и я все свои дела бросала и прочих претендентов задвигала, когда светила возможность с ним встретиться. А мысль о том, что роман наш недолговечен, придавала каждой нашей встрече особую остроту.