Тайна в его глазах - Эдуардо Сачери Страница 33

Исидоро Антонио Гомес говорил без перерыва в течение последующих семидесяти минут. Когда он закончил, у меня болели пальцы, из-за усталости я перепутал только порядок букв в паре слов, но все остальное зафиксировал без ошибок. Я спрашивал, а Гомес отвечал, смотря на Сандоваля, словно ожидая, что тот переломится и рассыплется перед ним, осыпется на деревянный пол. А Сандоваль вел свою игру: постепенно его скучающее и недоверчивое выражение лица становилось все более заинтересованным, а к концу показаний он надел маску удивленного уважения, чуть украшенную налетом восхищения. Гомес заканчивал почти тоном лектора, перечисляя предосторожности, к которым прибегал после того, как позвонил матери и узнал, что отец Лилианы расспрашивал о его местонахождении.

— Прораб со стройки прямо убивался, когда я ему сказал, что ухожу, — высказывал он Сандовалю тоном опытного и терпеливого педагога. Он уже успокоился, но было видно, что и не собирается брать свои слова назад. — Он предложил мне рекомендации своим знакомым. Я конечно же отказался, а то бы полиция меня выследила.

Сандоваль кивнул. Поднялся со вздохом. Все это время он сидел на краю стола, скрестив руки на груди.

— Ну правда, парень, что я могу сказать… Я и не думал… — Он скривил губы так, как мы все обычно делаем, когда поступаем нечестно перед лицом очевидности. — Как скажете…

— Вот так! — Это было полное, решительное, победоносное заключение Гомеса.

Я сделал последние удары по клавишам. Закончил показания обычными формальностями. Сложил листы и протянул их ему вместе со своей ручкой:

— Прочтите перед тем, как подписать. Пожалуйста. — Я тоже, уж сам не знаю почему, скопировал этот сердечный и спокойный тон, с которым Сандоваль ушел со сцены.

Это были длиннющие показания, которые начинались как простой сбор сведений и почти сразу же превратились в чистосердечное признание со всеми необходимыми подробностями. Я вставил фразу о том, что на момент дачи показаний проходящий по делу отказывается от своего права хранить молчание до консультации с адвокатом. По странному стечению обстоятельств дежурным официальным защитником сегодня был Перес, непроходимый тупица. Гомес подписал листы один за другим, едва взглянув на них. Я посмотрел на него, и он ответил мне взглядом глаза в глаза, пока протягивал мне листы. «А вот теперь ты спекся, — подумал я. — Теперь ты готов, кукленок».

В этот момент открылась дверь. Это был не кто иной, как Хулио Карлос Перес, наш бывший секретарь, ставший теперь официальным защитником. К счастью, у меня было больше опыта в общении с придурками, чем с психопатами.

— Что скажешь, Хулио? — Я вышел ему навстречу, разыгрывая облегчение. — Слава богу, ты пришел. Здесь у нас сбор сведений, которые пришлось переделать в дачу показаний. Квалифицированное убийство, знаешь ли. Старое дело, еще когда ты был секретарем.

— Аххх… вот проблема… я задержался с допросом в третьем. Вы уже начали?

— Ну… на самом деле мы уже закончили, — сказал я, словно извиняя и нас, и его.

— Ох…

— В любом случае, мы проконсультировались с Фортуной, и он приказал нам двигать дело вперед, а он, если что, введет тебя в курс дела, — соврал я.

Перес, как и при любых обстоятельствах, непривычных для него, не знал, что делать. В каком-то уголке его мозга, может, и зародилось подозрение, что следовало бы взять на себя хоть какую-то инициативу. Момент показался мне подходящим, чтобы подкинуть ему достойное решение.

— Сделаем так, — предложил я, — я допишу в конце, что ты присоединился к нам после начала дачи показаний. Вот и все. А… конечно, — добавил я, — в случае, если твой подзащитный не будет возражать.

— А… — Перес сомневался, — ведь начать заново с показаниями уже не получится, да?

Я вытаращил глаза, посмотрел на Сандоваля, который тоже вытаращил глаза, и мы оба в конце концов уставились на охранника.

— Смотрите, доктора, — охранник на всякий случай возвел нас всех в адвокатскую братию, — мне кажется, что уже поздно. Если хотите направить заключенного в тюремное заведение, то грузовики уже отходят… Не знаю. Вам решать.

— Еще один день здесь, в участке? И без права на звонок? Хулио, мне кажется, что это уже совсем не по правилам. — Сандоваль, обращаясь к Пересу, вдруг стал крайне чувствительным к гражданским правам задержанного.