Тайна картины с драконом - Кэтрин Вудфайн Страница 32

– Мы подозреваем Ричарда Николса, – добавила Лео. – Помните, что он сказал о мистере Лайле в тот день, когда мы видели его в кафе «Роял»?

– Он был вне себя от злости и угрожал отомстить мистеру Лайлу, – добавил Джек.

Смитти нахмурился.

– Нет, это невозможно, – сказал он. – Николс никак не мог нанять этого самого Рэндалла.

– Но почему?

– У него совсем нет денег! Ни единого шиллинга. Третьекурсникам пришлось скидываться, чтобы он мог заплатить за комнату, иначе его вышвырнули бы на улицу!

Джек и Лео переглянулись.

– Так получается, что Николса надо исключить из списка подозреваемых? – задумчиво проговорил Джек. – На то, чтобы заплатить Рэндаллу – да и подкупить сторожа, – нужно немало денег.

– Мы хотели ещё кое о чём спросить, – добавила Лео, повернувшись к Конни. – Незадолго до ограбления Лил видела у «Синклера» неких дам, которые вели себя довольно странно. Она убеждена, что среди них была и миссис Сент-Джеймс.

К удивлению Лео, Конни резко побледнела.

– Я… я и не думала, что кто-то ещё об этом узнает, – едва слышно прошептала она.

– О чём об этом? – спросил Джек, изумлённо поглядев на неё.

Конни оглядела собравшихся и глубоко вздохнула.

– Видимо, надо вам всё рассказать, хотя мне придётся несладко, если они об этом узнают, – начала она. – Понимаете… когда я несколько недель назад была на собрании суфражисток, там все обсуждали девиз миссис Панкхёрст ^[6] «Не словом, а делом!». Миссис Сент-Джеймс сказала, что надо действовать активнее, чтобы привлечь внимание к нашему движению. Все сошлись на том, что нужно сделать что-то по-настоящему заметное, что-то такое, что пробудит в людях живой интерес, а не просто читать лекции и раздавать листовки. Миссис Сент-Джеймс услышала о готовящейся выставке в «Синклере» и решила, что это неплохой вариант.

– То есть? – изумлённо уточнила Лео.

Вид у Конни был несчастный. Она понизила голос до шёпота.

– Только никому ни слова, – взмолилась она. – Они жаждали действий, и им пришло в голову, что можно сорвать выставку. Они планировали забросать галерею камнями через окно и сбить все экспонаты. Подумывали даже о том, чтобы ворваться на церемонию открытия выставки и испортить картины. Им хотелось доказать всем, что женщины – это не только модели для художников, они и сами могут быть художницами. Когда они узнали, что я тоже участвую в организации выставки, они стали меня уговаривать, чтобы я помогла им её сорвать.

– Но… как же ты могла? – с укором спросил Джек.

– Нет-нет, разумеется, я отказалась! – поспешно заверила его Конни. – Сказала, что не буду им помогать и что лучше им подыскать другие способы. Разбить окна – это одно, но ведь могли пострадать Лил и другие манекенщицы! Да и потом, я уверена, что нельзя уничтожать произведения искусства, даже ради благого дела.

Джек смутился, а Конни тем временем продолжала:

– Само собой, им это сильно не понравилось. Они заявили, что мне якобы плевать на право голоса для женщин, раз я не готова бороться за него любыми путями. И я на какое-то время перестала посещать собрания, но, когда картину похитили, первая моя мысль была: «А не они ли это сделали?»

– И что же? – воодушевлённо спросила Лео.

– Не они, разумеется. Я решила поговорить с миссис Сент-Джеймс с глазу на глаз – вот почему я не смогла пойти с тобой и Лил в мюзик-холл в тот вечер, когда на Лео напали, – рассказала Конни и повернулась к Джеку. – Само собой, она ничего об этом деле не знала. Оказалось, что стоило суфражисткам узнать об отмене выставки, как они поменяли планы и выбрали своей целью Министерство внутренних дел. Мне следовало бы самой догадаться – суфражисткам не было смысла тайно красть картину. Мы ведь хотим привлечь к нашему движению как можно больше внимания, – произнесла она, повернувшись к Лео, и с жаром продолжила: – Знаю, надо было обо всём рассказать раньше, но я не могла. Я пообещала девочкам, что не выдам их. Но, когда ты упомянула про то, что возле «Синклера» видели миссис Сент-Джеймс, я решила во всём признаться. Вот и весь мой рассказ. Простите, что так долго молчала.

– Тебе совершенно не за что просить прощения! – воскликнула Лео, вспоминая воодушевляющие речи миссис Сент-Джеймс. – Ты пыталась поступить правильно.

– И нет ничего постыдного в том, чтобы заботиться о благополучии своих друзей! – заверил Смитти подругу, примирительно похлопав её по плечу. А после нахмурился. – Понятия не имею, кто это сделал. Но не могу отделаться от мысли, что преступник так или иначе связан с институтом Спенсера. Он наверняка знал о твоей картине, Лео, – проговорил он и беспокойно заёрзал, понизив голос до встревоженного шёпота. – А значит, мы, скорее всего, с ним знакомы.

Джек энергично закивал:

– Но если это не Николс, то кто же?

Лео с удивлением заметила, что Конни что-то мучит. Когда мальчики встали из-за стола и пошли на занятия, Конни схватила Лео за рукав: – Погоди, мне нужно с тобой поговорить.

Лео подняла на неё изумлённый взгляд.

– Хочу тебе кое-что рассказать, – поспешно проговорила Конни. – Я… сообщила полиции не всю правду – просто не могла кое-что рассказать при всех. Я знаю, кто достал твою работу из мусорной корзины в Спенсере. Я его видела. Лео, это был Смитти!

* * *

Тем временем в «Синклере» Билли возился с документами по поручению мисс Этвуд. Дело это было ужасно скучное, не то что расследовать преступления, но зато выдалось много времени для размышлений, пока он работал в архиве, находившемся в комнатке, смежной с кабинетом мисс Этвуд.

Его мысли занимал главным образом разговор с констеблем Поттсом, который состоялся незадолго до этого в столовой универмага. Они случайно сели рядом за обедом, и между ними завязалась интереснейшая беседа о последних выпусках «Защитников империи». Оказалось, что констебль Поттс – большой поклонник детективов, и после обсуждения приключений их общего любимца Монтгомери Бакстера Билли заговорил о настоящем расследовании, которое проводилось в универмаге. К его удивлению, Поттс охотно поддержал эту беседу.

«Само собой, мы сняли отпечатки пальцев с той ненастоящей картины. Один парень из дактилоскопического бюро собрал их специально для нас. У инспектора Ворта на примете было двое подозреваемых, но, как ни странно, на картине не нашлось никаких отпечатков, не считая тех, что принадлежат девушке, нарисовавшей картину, студентам, готовящим выставку, и, само собой, мистеру Лайлу», – поведал он. «Значит ли это, что вор был в перчатках?» – спросил Билли, тут же подумав о Красноруком Рэндалле. «Это первое, что приходит в голову, не так ли? – спросил констебль Поттс. – Но вот что интересно. Будь вор в перчатках, он стёр бы остальные отпечатки. А они целые, нетронутые. Такое ощущение, словно преступник не касался картины вовсе. Или же…» – «Или что?» – оживлённо спросил Билли. Поттс понизил голос и уточнил доверительным тоном. «Или же вор – девушка, которая и нарисовала эту картину. В конце концов, ей было проще всего это провернуть! А может, кто-то из студентов. По-моему, Ворт считает, что один из них причастен к ограблению».